Вызванное техническим прогрессом крушение христианства привело к распаду морали и общества. Некоторые мыслители (Швейцер, например) пытались, невзирая на массовую деморализацию, сохранять нравственность, действуя лишь личным примером. Другие всё же пытались прояснить ситуацию и даже найти выход из неё. Ортега-и-Гассет писал (1930): «Жестокий разрыв настоящего с прошлым – главный признак нашей эпохи». «Следы духовной традиции стёрлись». «Массы достигли жизненного уровня, подобного тому, который прежде казался предназначенным лишь для немногих». Ортега сравнивал «массового человека» с избалованным ребёнком: «заурядные души, не обманываясь насчёт собственной заурядности, безбоязненно утверждают своё право на неё и навязывают её всем и всюду», «масса не желает уживаться ни с кем, кроме себя». «Всё новые и новые толпы… с таким ускорением извергаются на поверхность истории, что не успевают пропитаться традиционной культурой». Он отмечал, что «не кровь и язык создают национальное государство — наоборот, это оно уравнивает состав эритроцитов и артикуляцию звуков». Рационализм Ортега считал интеллектуальным стилем «массового общества». Он призывал вернуться к донаучным формам ориентации в мире, к древней, ещё не расчленённой «любви к мудрости». Богданов же считал, что этим массам ― пролетариату ― нужно своё искусство. Оно воспитывает, даёт «строй мыслей» и направляет волю. Особое внимание уделялось первобытным мифам — синтетическому единству науки и поэзии. Он также не ценил национальную культуру и говорил о необходимости международного языка, в роли которого видел упрощённый английский. Образовавшийся в 1917 Пролеткульт к 1920 насчитывал 80 тысяч членов, издавал 20 журналов. В Москве в Рабочем театре работали Эйзенштейн, Пырьев, Эраст Гарин, Григорий Александров. Были созданы рабочие клубы во всех городах, работали литературные студии. А Бретон в 1924 писал в «Манифесте сюрреализма»: «реалистическая точка зрения… представляется мне глубоко враждебной любому интеллектуальному и нравственному порыву. … Я хотел бы находится в состоянии сна, чтобы ввериться другим спящим, … чтобы покончить в этой стихии с господством сознательных ритмов своей собственной мысли. … Я верю, что в будущем сон и реальность … сольются … в сюрреальность, если можно так выразиться. С годами ткань восхитительных выдумок должна становиться все более и более тонкой, и нам всё ещё приходится ждать пауков, способных сплести такую паутину».
Во Франции, Испании, Италии и Аргентине в начале века распространился революционный синдикализм, превозносивший стихию жизни и повседневной классовой борьбы. Революционные синдикаты (профсоюзы) рассматривали себя как каркас безгосударственного социалистического общества. Но ещё папа Лев XIII в энциклике «Rerum Novarum» призвал к классовому сотрудничеству, предложив корпоративизм как основу единства нации. Власть при этом передавалась «корпорациям», представляющим отрасли промышленности и сельского хозяйства. Муссолини был убеждён, что XX век должен быть веком коллективизма. Он говорил: «Фашизм тоталитарен и фашистское государство включает в себя все ценности … в [корпоративной системе] расходящиеся интересы координируются и гармонизируются». Назначенный им министром образования философ Джентиле утверждал: «добро творится, а если оно не творится, то его нет».
В Америке росла популярность кинематографа. Монументальные росписи, хрустальные люстры и красное дерево кинозалов очаровывали зрителя. Но ориентация на «массу» ограничивала режиссёров ― главными стали «звёзды» и продюсеры. Упрощение нравов шло быстрее, чем на войне. Фильмы рассказывали преимущественно о любовных переживаниях и похождениях. Появились топлесс-шоу, выступления, наполненные «употреблением библейских слов всуе», вульгарные сюжеты и диалоги с похабными намёками. Религиозные, гражданские и политические организации выступили с осуждением этого падения нравов. В 37 штатах был запрещён прокат сотни кинолент. Обнаружилось, что среди «звёзд» есть люди сомнительного поведения и даже преступники. Тогда был принят кодекс, запрещавший в кино нецензурную брань, порнографию, неуважение к духовенству. И на радио тожее потребовались запреты на богохульство и непристойности, что ещё в 1910е годы было бы немыслимо. В 1927 Давид Сарнов создал «Национальную радиовещательную компанию», образовавшую информационную и музыкальную сети. В 1928 он, пользуясь патентом на звуковое кино, предложил создать на базе киностудии Джозефа Кеннеди кинокомпанию, ставшую пятой по мощи в США. В России радиовещание началось в 1919. В 1929 было запущено иновещание на Францию, Англию и Америку. В 1931 создан «Радиокомитет» и главные редакции: общественно-политического вещания, литературно-драматического, музыкального вещания и программ для детей и молодёжи. Из иностранных радиостанций на коротких волнах в этот период работала только немецкая «Вельтрундфункзендер».
Писатели «потерянного поколения» указывали на империалистическую войну, как на причину охватившего «цивилизованное человечество» культурного распада. Но прав был Ортега: причиной было аграрное перенаселение и урбанизация. Человек, уходя из деревни, не мог перенести свою культуру в город. Война, конечно, оказала огромное влияние, но не все вышли из неё моральными калеками. Эрнст Юнгер, показавший её трагическое величие, предсказал наступление «технического империализма» (военно-промышленной цивилизации) и создал прообраз грядущего человека – «рабочего-солдата», о котором мечтали и коммунистические вожди в России. Коммунисты были противниками семьи. Ленин в 1922 году писал: «именно большевистская революция является единственной последовательно демократической революцией в отношении к таким вопросам, как брак, развод и положение внебрачных детей». Была популярна «теория стакана воды», сводившая отношения между полами к сексуальному удовлетворению, как к утолению жажды. В 1920-х годах действовало общество «Долой стыд», участники которого проводили «вечера обнажённого тела», шествия (в Москве и Харькове) по улицам нагишом. В России была развёрнута атеистическая пропаганда, национализированы издательства, музеи, кинофабрики. Но провозглашённая анархистами культурная революция предполагала, прежде всего, борьбу с безграмотностью. Тогда существовало много литературных и художественных объединений, большей частью авангардистских и коммунистических, но были и откровенно аполитичные. Футуристы во главе с Маяковским в 1922 образовали ЛЕФ («Левый фронт искусств»), который пропагандировал документализм, производственное искусство, социальный заказ. Один из теоретиков писал: «будут не изображать красивое тело, а воспитывать настоящего живого гармоничного человека; не рисовать лес, а выращивать парки и сады». Эйзенштейн в 1925 при участии Пролеткульта снял фильм, используя необычные ракурсы и кинометафоры. Следующий его фильм «Броненосец „Потёмкин“», имел огромный успех и повлиял на развитие языка всего мирового киноискусства. В 1925 образовалась Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), признававшая основным направлением литературы психологизм. «Интернациональный стиль» в СССР был представлен конструктивистами, подчёркивавшими, что культура новой России является индустриальной. В литературе они на первый план выдвигали технический прогресс, акцентируя роль технической интеллигенции, и ориентировались на американские достижения. В фотографии конструктивизм отмечен геометризацией, съёмкой в головокружительных ракурсах. Такими экспериментами занимался, в частности, Родченко, пропагандируя динамичный, документально точный взгляд на мир. В музыке конструктивизм использовал резкие звучности, внезапные контрасты, многократные повторения. Ярким примером была «Симфония гудков», исполнение которой обращало город в гигантский оркестр со своей характерной музыкой. Идеалом новой реальности стали натуральные или механические шумы. «Пересечем большой город, раскрыв глаза и уши, и получим наслаждение, когда различим клокотанье воды, воздуха, газа в металлических трубах, скрежет поездов по рельсам, шлёпанье на ветру занавесок и флагов». В сочинениях Вареза 1920-х годов использовались литейные шумы, звук работающей лесопилки, сирены. Свобода творчества, обретённая музыкантами в начале XX века, привела к размыванию основ музыкального языка и к звуковой «анархии». К 1923 был создан метод додекафонии. Мелодические голоса по нему производятся из последовательности 12 звукостепеней равномерно темперированной октавы. Эта последовательность называется серией. Все 12 тонов используются равноправно, поэтому нет понятия благозвучия или неблагозвучия. Основная серия имеет три модификации: в «инверсии» звуки серии движутся по одним и тем же интервалам, но в противоположных направлениях, в «ракоходе» звуки следуют в обратном порядке (от конца к началу), «ракоход-инверсия» объединяет две предыдущие. Композитор, прежде сочинения музыки, создаёт «звуковое поле» из серии, модификаций и высотных вариантов. Музыка стала выражать эмоции потерянности, тревоги, хаоса. Шенберг говорил: «Искусство – это вопль тех, кто борется с судьбой».
В Германии за время Империалистической войны усилились антикапиталистические настроения. Моральный упадок, разложение семьи и религии обличал Гитлер. Это разложение проистекало из фрейдизма, перенесшего законы биологии в художественное творчество, мораль и политику. Психолог Юнг писал: «Стоило проступить … отблеску духовности, как Фрейд ставил его под подозрение и усматривал в нём вытесненную сексуальность». Немцы испытывали отвращение к декадентским опусам. Реалисты не хотели рисовать «опустившихся пьяниц, хаос больших городов и притоны разного рода». Газета «Националь-цайтунг» писала об этих картинах: «человек, глядя на них, может подумать, что наш мир населён инвалидами и идиотами». Центры абстракционизма в то время переместились в Америку. В 1937 году в Нью-Йорке был создан музей беспредметной живописи Гуггенхейма, в 1939 году — Музей современного искусства Рокфеллера.
О еврейском финансовом капитализме писал Федер, последователи которого требовали национализации банков. В феврале 1920 Гитлер совместно с Федером составил программу НСДАП, включавшую требования социалистических преобразований. Штрассер и Геббельс, вступившие в НСДАП в 1925, придавали нацизму левый, пролетарский характер. Геббельс с 1927 издавал газету «Атака» под девизом: «Да здравствуют угнетённые, долой эксплуататоров!» Он писал в популярной манере, отказавшись от объективности. Штрассер требовал не только национальной, но и социальной революции.
Англичане тем временем создавали «стерлинговый блок», и Монтегю Норман рассуждал: «Когда через правовую процедуру простые люди потеряют свои дома, они станут более послушными и управляемыми сильными руками правительства, за которыми стоит центральная власть богатства ведущих финансистов». Кризис американского процветания, немецких «золотых двадцатых» и русского НЭПа привёл к пересмотру идеологических основ. «Буржуазный» городской авангард уступил под давлением здорового народного (крестьянского) духа. На рубеже 1920х-30х «старые догмы абстрактного марксизма» рухнули. Хотя официально было объявлено о вступлении СССР в период социализма, Тимофей Сапронов определял сложившийся уклад как «своеобразный уродливый госкапитализм». Ещё Энгельс писал: «превращение в государственную собственность не уничтожает капиталистического характера производительных сил». «При госкапитализме, ― пояснял Сапронов, ― … выступает государство [как] «идеальный совокупный капиталист». Корш указывал, что марксизм не смог освободиться от буржуазной наследственности, а путь к социализму привёл к «государственному капитализму». Он писал, что между движением мысли и революционным движением существует связь: возникновение марксистской теории было «оборотной стороной» возникновения рабочего движения. Но с окончанием в 1848 революционной эпохи остановилось и развитие теории. Когда в начале XX столетия приблизился новый период революционной борьбы, обнаружилось, что марксизм по целому ряду вопросов вообще не имеет определённого взгляда. Грамши указал, что господство опирается не только на материальное доминирование, но и на идеологическую гегемонию. Он говорил об «органических интеллектуалах», противопоставляя их интеллигенции традиционной ― наёмным работникам умственного труда. Иначе смотрел Сартр, трактовавший марксистские понятия (отчуждение, эксплуатация, фетишизация) через отсылку к конкретному человеческому существованию. Герой его романа Антуан Рокантен воспринимал чувство свободы как тяжкое бремя. В своём дневнике он писал: «Мне приоткрывалась истинная природа настоящего: оно — это то, что существует, а то, чего в настоящем нет, не существует. Прошлое не существует. Его нет. Совсем. Ни в вещах, ни даже в моих мыслях. Конечно, то, что я утратил своё прошлое, я понял давно. Но до сих пор я полагал, что оно просто оказалось вне поля моего зрения… Но теперь я знал: всё на свете является только тем, чем оно кажется, а ЗА НИМ… ничего». Обычные люди, по его мнению «всю жизнь прозябали в отупелом полусне, от нетерпения женились с бухты-барахты, наудачу мастерили детей. …Всё, что совершалось вокруг, начиналось и кончалось вне поля их зрения: смутные продолговатые формы, события, нагрянувшие издали, мимоходом задели их, а когда они хотели разглядеть, что же это такое, — всё уже было кончено».
В СССР в этот период велась жёсткая идеологическая борьба: директор Института Маркса-Энгельса в 1931 был арестован. РАПП боролся против Литфронта и других течений, стоявших на «пролетарской» позиции. Литфронт же отрицал психологизм, боясь погружения в личные переживания, и ратовал за рационализм. Его творческие установки, проявившиеся и в тенденции замены литературы публицистикой, следовали распавшемуся уже тогда ЛЕФу. Но ещё процветал конструктивизм. Конструктивист Родченко, на рубеже 1920-30х был фотокорреспондентом газет и журналов, художником фильмов и спектаклей. В 1933 он разработал дизайн 12 номера «СССР на стройке», полностью оформив его своими снимками. Этот иллюстрированный журнал выходил с 1930 года на пяти языках. Даже убеждённые антикоммунисты поддавались его «гипнозу фотографий тракторов и гидроэлектростанций». Применялся фотомонтаж, страницы-вставки, использование фотографической шкалы контрастности. Использовались рекламные «изюминки». Например, номер, посвящённый XVII съезду ВКП(б), был завернут в ткань стратостата, установившего мировой рекорд. К одному из номеров прилагалась грампластинка. Выпуск, посвящённый самолету «Максим Горький», имел обложку из алюминиевой фольги.
Джентиле доказывал, что государство должно претворять в жизнь национальное предназначение. (Нацией фашисты считали не «расу», а «длящуюся в истории группу»). Ради этого оно должно быть тоталитарным ― аккумулировать всю национальную энергию и освободить нацию от тлетворного влияния чужеродных элементов. Государство — это сам человек, специфицирующий свою универсальность в определенной форме. Эта спецификация необходима, как необходимо, чтобы говорящий пользовался определенными словами. Чиновники и правительство это не государство, а только элементы формы, в которой оно осуществляется. Государство, разумеется, никогда не является совершенным, но при всём своём несовершенстве оно является волей самого гражданина (которая, будучи неудовлетворенной, стремится к более адекватной форме). В 1936 Джентиле говорил: «Прогресс — это синоним мысли и культуры… Идеал культуры сегодня для нас — культура, формирующая человека, способного понять великую трагедию жизни, способного найти верный путь … не только для себя, но для всех. Поэтому Италия сейчас живет для Европы и даже для всего мира».
Мафиози, изгнанные из Италии, бежали в Америку, где в то время неприязнь к богатым сделала национальными героями грабителей банков. Мафия этим воспользовалась: Аль Капоне даже открывал бесплатные столовые для голодающих в Чикаго. Компания «Уорнер» прославилась в то время гангстерскими фильмами. Но крупнейшая студия «Метро-Голдвин-Мейер» пропагандировала здоровые развлечения, веру в Бога, патриотизм, семейные ценности. Однако крушение традиционной веры вызвало к жизни гуманистический манифест, требовавший создания новой религии, которая отвергала «власть денег», и призывала к взаимному добровольному сотрудничеству. Утверждалась идея несотворённости Вселенной, признавалась эволюция природы и общества, отвергалось наличие души и духовная жизнь, утверждалась вера в науку. Одним из подписавших манифест был философ Дьюи. Он писал, что достоверное знание и правильное использование научного метода ведут к превращению проблематичной ситуации в решённую. Это стало основой «инструментальной» педагогики, строящейся на игровой и трудовой деятельности. Каждое действие ребёнка рассматривалось как инструмент познания, а сообщение ему системы знаний заменялось самообучением. Дьюи называал демократию «воинствующей верой» и хотел подкрепить её научным методом. Он считал правительственный контроль за механизированными силами современной экономики необходимым для освобождения людей от подавления их культурных возможностей. Он считал недопустимым отдать будущее «машинизированным» политическим режимам — фашизму и коммунизму. Демократический либерализм, культивирующий «метод интеллекта и экспериментальной проверки», должен был определять дальнейшее социальное развитие. Но свобода личности должна опираться на структуру экономической организации. В 1930-х противником Дьюи выступил Ре́йнгольд Ни́бур, осуждавший пацифизм и не считавший политическую власть орудием морали. Первородный грех он понимал как себялюбие, подталкивающее к мысли о возможности самостоятельно достичь совершенства. Нибур называл это «прометеевой иллюзией», которая способность превзойти себя отождествляет со способностью к абсолютной власти над миром. Историю он считал доказательством того, что Бог не позволяет человеку переступать через свои возможности.
В Германии в апреле 1933 Немецкий студенческий союз организовал «Акцию против негерманского духа», призывая к «очищению» национального языка и культуры. В университетских городах прошли факельные шествия. Под музыку и «клятвы на огне» нежелательные книги бросали в костёр. Были сожжены сочинения Маркса и Каутского (против классовой борьбы и материализма), Манна и Кестнера (долой декадентство и моральное разложение), Фрейда (нет растлевающей душу половой распущенности), Эриха Марии Ремарка (нет писакам, предающим героев мировой войны). С приходом к власти Гитлера многие газеты были закрыты, но поощрялось разнообразие стилей и тем. Уже в мае 1933 была выпущена первая партия (100000) «народного радиоприёмника», затем национализировано радиовещание. Первый в мире регулярно вещающий телеканал был запущен в 1934, а с Берлинской олимпиады в 1936 впервые велась прямая телетрансляция. С 1935 Гиммлер издавал газету «Чёрный корпус», критиковавшую интеллектуалов, предпринимателей, чёрный рынок, священников, евреев и коррупционеров. Розенберг критиковал христианство, и предлагал перейти к «новому язычеству». Борман сократил преподавание богословия в школе до 2 часов в неделю и заставил убрать распятия из классов. Гиммлер хотел освободить Германию от католицизма и стремился отыскать «тайные знания древних германских племён». Был растиражирован образ белокурых, здоровых детей. Была даже провозглашена идея искусственного отбора, и в школе изучали евгенику. Однако Гитлер не одобрял всё это. В сентябре 1936 он говорил: «Мы не имеем ничего общего с теми людьми, которые понимают национализм лишь как набор легенд и мифов».
Искусство Третьего Рейха ориентировалось на крестьянское мировоззрение. Доминировали сельские мотивы. Место эротических сюжетов заняла простодушная крестьянская грация. Монументальные, патетические скульптурные работы представляли мощные мужские и «тяжелобедренные» зрелые женские фигуры. Они воспринимались как «нордический расовый идеал» не только в Германии. Нацисты стремились к созданию общества людей, свободных от слабостей. При этом эксплуатировалась свойственная немцам склонность к романтическому восприятию действительности, а также героика в музыке и литературе. В середине 1930х был построен партийный центр в Нюрнберге, архитектура которого подражала шедеврам древности. Появление фюрера там было обставлено как торжественное театрализованное зрелище: «световой храм» создавали в темноте зенитные прожектора, посылавшие лучи вертикально. Руководители Третьего рейха участвовали в закладке зданий, начале строительства автотрасс. Всё это тиражировалось прессой, фото и кинофильмами и вызывало эмоциональный подъём.
Достижением советского кинематографа в 1930-е годы стало соединение системы Станиславского с новейшими техническими приёмами. Большую роль в пропаганде играло радиовещание. В СССР массовое распространение получило, так сказать «кабельное радио». В каждом селении или районе был радиоприёмник, соединённый с «динамиками» ― громкоговорителями, расположенными в квартирах. В периодической печати значительную долю заняли специальные отраслевые журналы. Например, организованный в 1935 журнал «Коррозия и борьба с ней», печатал статьи по цинкованию, хромированию, организации гальванических цехов и другим подобным вопросам. Надо заметить, что это соответствовало как раз «литературе факта», проповедовавшейся некоторыми авангардистами: лефом, литфронтом, конструктивистами. В то же время это направление способствовало хозяйственному развитию, создавало позитивный настрой и продолжало «революционную» линию. Но в архитектуре конструктивизм уже стал вытесняться «сталинским» стилем, тяготеющим к классицизму. В это время удалось добиться некоторой консолидации художественной жизни, хотя в значительной мере эта консолидация была формальной. Тем не менее, в Россию вернулись Горький, Толстой, Прокофьев. Общий созидательный настрой, созданный достижениями пятилетки, какбы требовал оформления единства в художественном творчестве. Это подтолкнуло некоторых критиков к определению нового общего стиля, названного «социалистическим реализмом». «Социалистическим» тогда вообще называли всё хорошее, всё марксистское. А новая культура обязана была хотя бы называться марксистской. Марксизм же, начиная с «Коммунистического манифеста», если не ранее, был течением романтическим. Чего стоят его бродящие по Европе призраки и заявления типа «Пусть господствующие классы содрогаются перед коммунистической революцией». Всё это больше напоминает шиллеровских «Разбойников», не смотря на утверждение, что «теоретические положения коммунистов… не основываются на идеях… выдуманных», а «являются лишь общим выражением действительных отношений». Однако в действительности коммунистические идеи выросли из христианского представления о втором пришествии, когда «церковь воинствующая» превратится в «церковь торжествующую». Ещё во времена европейской Реформации возникла идея о возможности построения коммунизма на «этом свете», опиравшаяся на развитие техники и улучшение нравов. Поэтому коммунизм всегда был соединением романтической мечты с реальностью. И «социалистический реализм» изобретённый в 30е годы в СССР, был попыткой организации движения в нужном направлении.
Немецкий правовед Шмитт сформулировал положение о великом пространстве, как субъекте международного права, идущем на смену государству. Он предлагал разграничение мира на сферы влияния. Хаусхофер задачу государства видел в расширении «жизненного пространства», выводя из этого необходимость экономической самодостаточности, культурной экспансии и поглощения небольших государств, которые лишь дестабилизируют международные отношения. Гесс, привлёк Хаусхофера к национал-социалистическому движению. С 1924 по 1944 год учёный редактировал «Журнал геополитики», активным сотрудником которого был агент Коминтерна Рихард Зорге, ставший связующим звеном между Хаусхофером и японским принцем Коноэ. Японский же национализм опирался на идею о «божественном» происхождении микадо и предназначении «расы Ямато» идти по пути Кадо, чтобы накрыть все восемь углов света японской крышей Хакко Иццу. Синтоистское учение трактует Японию как государство-семью, в которой подданных отличает сыновняя почтительность к царю, а царя — родительская любовь к подданным. Хаусхофер разработал доктрину «Континентального блока» («Берлин-Москва-Токио»), который должен был включать также Испанию, Италию, Францию. В 1941 он писал: «Евразию невозможно задушить, пока …немцы и русские всячески стремятся избежать междоусобного конфликта». Однако Гитлер, замкнулся на этнической близости англичан и немцев и неприязни к славянам.
В СССР многие противоречия не находили немедленного теоретического разрешения. Журнал «Литературный критик», выходивший с 1933, проводил идею, что реалистический метод позволяет верно изображать действительность даже вопреки мировоззрению автора. С циклом статей по этой проблеме выступили Лифшиц и Лукач, названные «вопрекистами». Так в ходе дискуссии о народности литературы, проведённой в 1936 году, был дискредитирован классовый подход, который заклеймили как «вульгарную социологию». Категории классового анализа заменили «народность», «гуманизм», «реализм» содержание которых было размыто. Здесь новая «философия» зашла в тупик, и «Литературный критик» был обвинён в оправдании термидора, возрождении «поповской клеветы на материалистов и просветителей». В 1940 «Красная новь» даже утверждала, что советская литература трактуется «вопрекистами» «как одно из проявлений декаданса». Однако идея о приоритете реализма была теоретически закреплена, а авангардистские устремления впряжены в социалистическое строительство.