Prenie1

 

КОММУНИЗМ

 

 

                                   1

 

Золотой век

Древнегреческий рапсод Гесиод, стремившийся привести в систему сказание о богах, попытался упорядочить и течение времени. В поэме «Труды и дни» он изложил последовательную смену веков человечества. Первым он назвал Золотой век, когда мир существовал под властью Кроноса. В то время люди жили на Олимпе среди богов и свободно смешивались с ними. В том веке царили мир и гармония. Пища была в изобилии, и людям не нужно было работать, чтобы прокормить себя. Они доживали до очень глубокой старости, но всегда сохраняли молодую внешность, а в конце жизни спокойно умирали. Их духи оставались хранителями живых. Потом наступил Серебряный век, затем Бронзовый. Далее был Век героев и Железный век, в котором жил и сам Гесиод. Но во все последующие века жизнь становилась хуже и тяжелее.

Так в Европе возникла идея лучшего времени и лучшей жизни. Поскольку именно культура древней Греции стала основой европейской учёности, эта идея овладела умами образованных европейцев.

Мессия

В иудаизме идеи, подобные «золотому веку», связаны с приходом  мессии. Согласно  пророчествам, с его приходом прекратятся войны, настанет всеобщий мир и благоденствие, и все люди, наслаждаясь покоем и гармонией, смогут посвятить себя познанию Бога и духовному совершенствованию. Сплав духовных ценностей, справедливости, цельности и любви создаст идеальное общество, которое будет служить примером для подражания всему человечеству. Христианство, возникшее как течение в иудаизме, унаследовало от него Ветхий Завет и мессианские представления вместе с ним. Собственно, само оно и началось с пришествия Христа, греческое имя которого и означает «мессия». В Евангелии (Новом Завете) жизнь Иисуса Христа описана как исполнение пророчеств Ветхого Завета. Но, если взгляды евреев редко поднимались выше понятий о временном могуществе и славе своего народа, то христиане проповедовали в первую очередь духовное освобождение, и не только евреев, но и всего человечества, от владычества греха.

 

миллениум и второе пришествие

Сам Исус Христос предсказывал новое пришествие мессии: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет Он на престоле славы Своей». (Евангелие от Матфея 25). «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец мой один». (Матф. 24). В дальнейшем идея Царства Божьего в христианстве развивалась, и уже апостол Павел в Первом послании коринфянам писал: «не все мы умрём, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мёртвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечётся в нетление и смертное сие облечётся в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою». Блаженный Августин (V век) утверждал, что тысячелетнее царство Христово уже наступило − это  бытие Церкви. Он говорил о двух воскресениях. Первое – религиозно-нравственное воскресение душ при жизни, соответствующее принятию христовой веры. Второе – воскресение тел при кончине мира, то есть перед Страшным Судом.

Христианство в Европе первое время бытовало вместе со многими другими верованиями. Кроме греко-римского язычества были распространены митраизм, культы Сераписа, «великой матери» Кибелы, неоплатонизм, гностицизм, манихейство и другое. Поэтому христианство отчасти впитало в себя некоторые идеи извне. Но более существенно то, что став господствующей церковью, оно не смогло истребить другие представления и культы, которые отчасти сохранились «в подполье», отчасти дали начало разного рода ересям. А когда Испанию захватили арабы, относившиеся к науке с уважением, в Европе многие стали у них учиться. В частности Ге́рберт Орилья́кский учился в Кордове. Потом он популяризировал в Европе арабские достижения в математике и астрономии. В 999 году Герберт был избран папой римским под именем Сильвестра II. Вот этот учёный папа «вычислил», что конец света будет 1 января 1000 года. Тысячелетие – по латыни millennium. Это был яркий пример цифрового суеверия – «пифагорейской ереси». Но в 1000 году в Европе всерьёз ждали «конец света». Когда он не случился, его перенесли на: 1033 год, считая тысячелетие уже со дня смерти Исуса. Но конец света опять не наступил, и его перенесли на: 1037 год, отведя ещё три с половиной года на битву с дьяволом. Но и тогда конец света не наступил. Однако ожидания остались, и, не смотря на благополучие тогдашней Европы (или благодаря ему?), они сохранялись ещё многие столетия.

 

флоренсы

Идея о «периоде торжества правды Божьей на земле», в котором Христос будет править миром на протяжении 1000 лет, жила в христианском народе. Многие верующие считали, что Тысячелетнее царство ещё грядёт и будет временем земной справедливости. Новый подъём этих настроений вызвал монах-цистерцианец Иоахим Флорский, проповедовавший в конце XII века. Согласно его учению, всемирная история распадается на три периода: Ветхого Завета — Царство Бога-Отца, Нового Завета — Царство Бога-Сына и грядущего Третьего Завета — Царство Святого Духа, которое должно было наступить с 1260 года. Именно в Царстве Третьего Завета исполнятся все обетования Ветхого и Нового Заветов: люди будут обладать духовными телами, не требующими пищи; на земле победит свобода и любовь, а власть отомрёт за ненадобностью. Это будет тысячелетнее райское состояние на земле.

 Это учение было осуждено Церковью в 1215 году, но под его воздействием возникло движение флагеллантов («бичующихся»), которые проповедовали жесточайшую аскезу, отказываясь от всяких отношений с женщинами, даже от разговоров с ними. Еда предписывалась только самая простая, спать разрешалось исключительно на соломе. Их преданность вере вызывала огромное уважение населения. Они создали собственные песни под народные мелодии на живом, народном языке, а не на традиционной латыни.

Философ из Парижского университета Амальрик в начале XIII века учил: «Бог есть всё. Каждый христианин должен верить, что он член в теле Христа. Амальрикане тоже делили историю на три периода, утверждая, что в период Святого Духа теряет своё значение весь внешний церковный порядок. Божественный дух открывается в сердце отдельного человека, и тот, в ком он пребывает, не может грешить. Это положение послужило предлогом для свободной чувственной любви, проповедуемой «братьями и сёстрами Свободного Духа». Эта секта проявилась в 1212 году в Страсбурге. В Париже их называли турлепинами, в Брюсселе – Homines Intelligentiae (интеллигентные люди). Турлепины учили, что всё существующее есть Бог. Единение между Богом и человеком, разрушенное грехом, можно восстановить, осознав его возможность и необходимость. После этого уже не может быть никакого греха −  всё, что человек делает, хорошо, потому что он стоит выше всяких различий, и ни в церкви, ни в морали более не нуждается.

Секты «Третьего завета» существовали и позже. В Италии даже были своего рода партизаны во главе с Дольчино, предсказывавшим наступление нового мира теперь уже с 1303 года. Он призывал отказаться от земных благ, заменить брак духовным союзом мужа и жены, вместо предписаний и обычаев поставить свободный дух любви. В 1304 он с отрядом в тысячу человек предпринял набег на Верхнюю Италию, но был схвачен и казнён. В Нидерландах в то время существовали общины беггардов – как бы монахов, но независимых от церкви – и лоллардов, появившихся около 1300 года как общество для ухода за больными и погребения умерших во время моровой язвы. Лолларды потом распространились и в Германии.

 

меннониты

Там же, где обретались турлепины, беггарды и лолларды, – в Швабии, Франконии и Лотарингии – в XVI веке появились анабаптисты – «перекрещенцы». Сами себя, впрочем, они называли «Тӓufer» – «крещёные», потому что крестились в сознательном возрасте. Анабаптисты призывали к возвращению церкви апостольских времён. Они учили о необходимости добрых дел, о свободе воли человека. Анабаптисты не признавали веры, основанной лишь на формальном принятии догм, но требовали, чтобы вера выражалась в делах, в преобразовании жизни. Этому они призывали учиться у Христа. Церковь они понимали как братство, и любую форму социального неравенства считали антихристианской. Многие анабаптисты призывали к общности имущества, и даже к общности жён.

Одной из сект анабаптистов были меннониты. Создал эту епархию Менно Симонс в 1530е годы. Меннониты ожидали восстановления царства Божия посредством основания и распространения на земле святой и чистой церкви. Они выступали против судебных тяжб, присяги и воинской службы; требовали от каждого самосовершенствования и развития своей души. Общины их существовали независимо одна от другой, решая все вопросы на «общем церковном собрании».

 

 

2

рационализм

Одновременно в Европе развивались и другие тенденции. Если простые люди уповали больше на христианское милосердие, публика обеспеченная (доходами, которые формировались из разного рода налогов на простых людей) искала способов избавиться от христианских ограничений. Так церковные чиновники (куриалы) пришли к гуманизму: отходу от Божественного в пользу «человеческого». Однако именно человек – существо двойственное: одна сторона его (духовная) обращена к Богу, другая (телесная) – к зверю. Человек без Бога – зверь, животное. Но животное, обладающее разумом. Вот на этот разум человеческий и хотели опереться. Однако разум этот ограниченный и у каждого свой, индивидуальный. Поэтому рационализм влечёт за собой индивидуализм и, в конечном итоге, эгоизм. Но на рациональных основаниях развивалась наука, механика, в первую очередь. Её успехи вели к механицизму – представлению всех отношений (в обществе, в живой природе) как механических.

рай на земле

Оппозиция рационализму, которая теперь кажется вздором, хранила верность  милосердию. Опорой её было христианство, тогда ещё не растерзанное «разумным интересом» животных желаний. Французский католический священник Мелье́ (1664-1729) считал, что «все люди равны от природы», имеют одинаковое право на свободу и земные богатства, и все должны трудиться. Основной ячейкой общества он видел патриархальную общину («коммуну»), а идеальным обществом – добровольный союз общин, в которых все трудятся, питаются и воспитывают детей сообща. Частную собственность, сословное неравенство и бесполезных людей (богатых и нищих бездельников) он считал злом. Будучи сельским священником Мелье по возможности проповедовал эти идеи. Однако изложил он их полностью лишь в завещании, опубликованном после его смерти.

Аббат Мабли (1709-1785) считал, что счастье не в богатстве, а в умеренности. Торговля доставляет англичанам много богатства, но делает их жадными и несправедливыми, порождает коррупцию и тиранию, – утверждал он. Только в условиях бедности можно воспитать граждан. Поскольку земля даёт лишь ограниченное количество богатств, претензии богачей на удовлетворение неограниченных потребностей неправомерны. Люди рождаются равными, и блага природы принадлежат всем, а «плоды земли принадлежат только тем, кто их выращивает». Мабли предлагал обуздать жадность и тщеславие. Он признавал частную собственность, но советовал её ограничить, ввести законы против роскоши и трудовую повинность.

В 1753-55 были опубликованы сочинения Морелли, предлагавшего распределять продукты поровну. Купля-продажа им исключалась. Допускалась лишь внешняя торговля и то при условии, что «не занесла бы в республику ни малейшей собственности». Морелли предлагал до 5 лет воспитывать детей в семье, а затем – в детском доме. С 10 лет обучать профессии. В 15-18 следовало жениться, в 20-25 лет — работать в земледелии. В 26 можно было претендовать на звание мастера, но только по достижении 40-летнего возраста можно избрать любую профессию. Изобретатель имел право получить звание мастера в любое время. Мастера руководили работами, общее распределение которых производили старосты. Больные и старики содержались за счёт общества. Устанавливалась четырёхдневная рабочая неделя. Частная собственность на землю отменялась. В обществе будущего, писал Морелли, «ничто не будет принадлежать никому — кроме предметов, которыми человек непосредственно пользуется в данный момент для своих потребностей, удовольствий, повседневной работы. Каждый гражданин будет вносить свой личный вклад в деятельность сообщества (коммуны) в соответствии со своими способностями, своим дарованием и своим возрастом».

Сторонником общества «совершенного равенства», в котором отсутствовала бы частная собственность, был Бабёф, разработавший в 1785 году план замены латифундий «коллективными фермами». В последующие годы он выдвинул программу полной ликвидации феодальных прав без выкупа, уничтожение крупной земельной собственности и замену распродажи конфискованного церковного имущества распределением его в долгосрочную аренду. Бабёф критиковал даже революционных вождей за недостаточное внимание к вопросу о «благосостоянии неимущего класса». Однако опыт якобинской диктатуры и деятельность по распределению продовольственных ресурсов столицы привели его к мысли о практической возможности осуществления «общества совершенного равенства». На основании опыта революции Бабёф пришёл к выводу о невозможности немедленного осуществления «чистой демократии» и необходимости установления временной революционной диктатуры в период перехода от старого общества к коммунистическому. В 1795 Бабёф организовал движение «во имя равенства», а в 1796 возглавил «Тайную повстанческую директорию». В случае успеха восстания Бабёф и его сторонники собирались провести ряд экономических мероприятий в целях немедленного улучшения положения народных масс и реализовать план создания «национальной коммуны», которая должна была заменить частное хозяйство. Но этот заговор был раскрыт, руководители арестованы и казнены.

 

позитивизм

На рубеже XVIII-XIX веков развитие науки и промышленности породило надежды на достижение материального изобилия. Восторги по этому поводу привели к попыткам теоретического обоснования построения нового «золотого века» в ходе индустриального развития. Первым на этот путь ступил граф Сен-Симон. Уже в конце XVIII века, он предлагал новую религию – «ньютонизм»: «Ньютону, – утверждал Сен-Симон, – поручено Богом «руководство светом и управление жителями всех планет». Новыми храмами должны были стать «мавзолеи Ньютона». Во «Введении в научные труды XIX века» (1808) он писал, что наука, занимавшаяся до того только опытами и фактами, должна стать на общую точку зрения. Все частные науки он полагал лишь элементами некоторой общей науки, которая есть позитивная философия. Это, собственно и есть позитивизм. Сен-Симон призывал даже к планомерной организации дальнейших научных изысканий. Он требовал и человечество изучать с чисто научной точки зрения. В борьбе между «индустриалами» и традиционалистами он стал на сторону первых. «Индустриалов» Сен-Симон рассматривал как единый класс, включая в него всех, кто трудится в промышленности и сельском хозяйстве — как работников, так и предпринимателей. Линия основного разделения в обществе проходит, по Сен-Симону, между индустриалами и тунеядцами-рантье.

 

социализм

В 1825 Сен-Симон обратил внимание на противоречие между капиталом и трудом. Путеводной звездой либералов был голый эгоизм. Для водворения на место эгоизма братства, Сен-Симон требовал союза королевской власти с рабочими и призывал организовать производство на принципах ассоциации. Он хотел заменить борьбу людей друг с другом их совместной борьбой против природы. В последней своей работе («Новое христианство») Сен-Симон доказывал, что Божественная истина не была доступна во всей её полноте даже ученикам Христа. Поэтому заповедь «люби ближнего, как самого себя», теперь должна звучать: «всякое общество должно заботиться о возможно более быстром улучшении нравственного и физического состояния самого бедного класса». Новое христианство приведёт ко всеобщему счастью, – утверждал он. «Золотой век, который слепое предание помещало до сих пор в прошедшем, на самом деле находится впереди нас».

Сен-Симон полагал, что общество определяется организацией материальных сил и соответствующим ей мировоззрением. От изменения в соотношении материальных сил зависит ход исторических событий. Законы же, которым подчиняются общественные изменения, подлежат изучению, после чего возможно будет установить точные правила для руководства обществом. В истории Европы он видел превращение военного общества в промышленное. Эволюцию производственных отношений он представлял как последовательность рабства, крепостничества и свободного найма. Далее должна была наступить стадия «общественной работы» (travail sociétaire).

После смерти Сен-Симона взгляды его были приведены в систему его последователями. Главный лозунг социализма «каждому по его способности, каждой способности по её делам» был выдвинут Базаром в 1829 году. Лидерами сенсимонистов были Родриг, Базар и Анфантен («отцы»). Сенсимонисты не вмешивались в борьбу между роялистами и либералами, считая либерализм политическим течением протестантизма, т. е. социализм был изначально ближе к католицизму. В то же время они высказывались против народовластия и абсолютного равенства, а также и против свободы совести. Это движение было популярно среди учащейся молодёжи, которой сенсимонизм казался новым религиозным откровением. «Отцы» фактически выступали против постулатов позитивизма, утверждая, что учёные «умножают опыты,… увеличивают число фактов… Каждый учёный отдельно предаётся исследованиям … Никакая философская мысль не господствует в современных научных теориях и не приводит их в правильное соотношение… Беспорядок умов овладел самыми науками, и можно сказать, что они представляют печальное зрелище полной анархии». Ту же анархию они видели и в области искусства, и в сфере промышленности, совершенно пренебрегающей интересами общества. Источником индустриального беспорядка они называли принцип «лэссе-фер». Поскольку предполагаемое регулирование экономики «невидимой рукой рынка» опровергалось опытом, а право наследования отдавало доходы не в руки искусного работника, а в руки зачастую неспособного и ленивого. Однако они полагали, что мир идёт по пути прогресса в усилении духа ассоциации и уменьшении эксплуатации в ряду: раб, крепостной, рабочий.    Сенсимонисты верили, что скоро эксплуатация человека человеком прекратится, и все люди соединятся в ассоциации: «человек не будет более эксплуатировать человека, но… будет эксплуатировать мир, отданный во власть ему», а существующее анархическое хозяйство уступит место централизованному, плановому. Владельцы земель и капиталов, – полагали они, – превратятся в простых хранителей орудий производства. Такая организация низведёт царство Божие на землю, укрепит господство свободы, уничтожит привилегии рождения. «Нам беспрестанно повторяют, что собственность есть основание общественного порядка; мы сами провозглашаем эту вечную истину, – говорил Базар. – Вопрос только в том, кто будет собственником?.. Человечество устами Иисуса провозгласило: нет более рабства; устами Сен-Симона оно провозглашает: всякому по его способности, всякой способности по его делам, — нет более наследства!»

Однако если для Сен-Симона духовный прогресс означал, прежде всего, прогресс разума, то для его последователей это в первую очередь прогресс морали. Люди с преобладающим чувством любви, по их мнению, должны стать начальниками общества; но так как любовь проявляется в искании Бога, то начальниками могут быть только священники. Над священниками науки и промышленности стоит священник общий — «живой закон», воплощающий в себе самую идею правды. Средства перестройки общественных отношений сенсимонисты видели в воспитании, которое должно было развивать чувства долга и привязанности к истинным вождям общества. В писаных законах они не видели надобности: в будущем законами должны служить объявления начальства. «Всякая общественная должность священна, ибо она отправляется во имя Бога человеком, который его представляет».

В 1834 католический священник Ламенне, пытавшийся объяснять общественные изменения с христианских позиций, издал книгу: «Слова верующего». Ламенне подверг критике экономический и политический строй, противоречивший требованиям веры, выступив в защиту кооперации, права на существование, равенства полов и народного суверенитета. Однако его социализм предполагал лишь добровольное проявление братских чувств, людьми, просвещёнными истинной верой и любовью.

Ещё один последователь Сен-Симона – Луи́ Блан верил, что равенства можно добиться, если правильно организовать труд и распределение богатств, и полагал, что предприниматели и рабочие должны хранить мир, так как не могут существовать друг без друга. Он предлагал создать «общественные мастерские» — производственные кооперативы с выборным руководством. Блан считал, что экономическая конкуренция должна быть ликвидирована, а вместо неё следует ввести принцип братства. Он также предлагал финансирование общественных мастерских демократическим государством.

Ещё один противник капитализма – Прудон считал, что причина бедности заключается в несовершенстве экономического строя. Решение он видел в повсеместном введении эквивалентного обмена, чтобы ценность всегда обменивалась на равную ценность, чтобы кредит был взаимный и даровой. В 1849 Прудон попытался в соответствии со своими принципами организовать народный банк в Париже. Однако этот проект не состоялся, поскольку Прудон был приговорён к тюремному заключению.

 

марксизм

В начале XIX века Европу охватили революционные настроения. В Англии луддиты пытались создать собственное войско. В Италии и Франции действовала Карбонария, структура которой была аналогична масонским ложам. В этом движении участвовал и племянник низложенного французского императора Луи-Наполеон Бонапарт, и генуэзец Мадзини, и будущий «отец» сенсимонистов Базар. В Германии революционное движение было затруднено, и немецкие эмигранты в Париже образовали «Союз справедливых». Один из его лидеров в 1833 году участвовал в организованном Мадзини Савойском походе. В 1848 революционные события охватили Германию, Австрию, Францию, Италию. В Германии в них принимали участие Маркс и Энгельс. Во Франции Луи-Наполеон был избран президентом республики. Но в Германии революция была подавлена. Маркс и Энгельс эмигрировали и вступили в «Союз справедливых», который по их предложению был переименован в «Союз коммунистов». Этой партии они приписали роль авангарда всемирного «пролетариата», имеющего целью завоевание политической власти. Ими был написан «Коммунистический манифест», провозглашавший идеи, восходящие к анабаптистам, но, в то же время, вслед за позитивистами воспевавший индустриализацию. Они верно заметили, что капитал есть общественный продукт и поэтому не считали переход капитала в общественную собственность ограблением. В «буржуазном» обществе, указывали они, живой труд – средство накопления. В коммунистическом обществе – накопленный (мёртвый) труд будет средством улучшения жизни. Признавая «сквозь зубы» сродство социализма с христианством, эти революционеры с ненавистью писали о браке, семье и милосердии. Идея очищения науки от метафизики возникла из критики позитивистами натурфилософии, навязывавшей умозрительные образы. Отсюда и негативное отношение Маркса к метафизике. Но не только: он вслед за Гегелем пытался преодолеть ограничения «чистого разума» заявленные Кантом. Ведь пантеист не может признать свою ограниченность – «если Бога нет, то я Бог»!

Описывая ситуацию в Германии, они назвали мещанство оружием правительства против буржуазии, которую они называли революционной (и правильно). Но таким образом, Маркс и Энгельс выступали на стороне крупной буржуазии (капиталистов) против мелкой. В этом суть марксизма – защита крупных капиталов. И надо понимать, что эта позиция именно коммунистическая. Она против частной собственности и вообще против частной жизни. Коммунизм – это глобальный монастырь.

Мадзини, стремившийся опираться на рабочих, ещё в 1830е годы создал на основе Карбонарии движение «Молодая Италия», а затем «Молодая Польша» и «Молодая Германия». Потом они объединились в «Молодую Европу». Центром всей этой деятельности был Лондон, где в 1864 году было создано Международное товарищество рабочих (Интернационал). Его учредительный манифест написал Мадзини. Он призывал к сотрудничеству труда и капитала. Марксисты были против этого сотрудничества. Им удалось захватить руководство Интернационалом. Мадзини вскоре умер, но против марксистов выступили анархисты во главе с Прудоном и Бакуниным. Эта борьба привела к расколу и роспуску Интернационала в 1876 году.

Маркс и Энгельс были заняты разработкой теоретических основ перехода власти к «пролетариату». Причиной этого была сила рабочего «класса». Рабочие составляли абсолютное большинство «индустриалов», были дисциплинированы и собраны в столицах и крупных городах. Они действительно жили в то время бедно. Для использования их в политической борьбе необходимо было доказать ограбление их хозяевами. С этой целью Маркс изучил современную ему политэкономию и написал свой главный труд – «Капитал». Он пытался доказать справедливость притязаний рабочих, утверждая, что «прибавочная стоимость» создаётся в процессе производства. Поэтому Маркс в своих трудах стремился обосновать первенство производства по отношению к торговле. В действительности же именно торговля стимулировала развитие промышленности, поскольку прибыль образуется на рынке. Но благосостояние рабочих в Европе во второй половине XIX века начало улучшаться, и общественная борьба стала принимать менее острые формы. Однако образовавшиеся структуры уже действовали. Во многих странах были созданы социалистические и социал-демократические партии, которые вели политическую борьбу и добивались этих улучшений. В 1889 году марксисты создали II Интернационал, который, впрочем, уже был не столь революционным. Один из его лидеров – Бернштейн – выдвинул лозунг: «Движение – всё, конечная цель – ничто».

 

3

Родс и другие, империализм, военный социализм

Но не только революционеров занимали вопросы социальной справедливости. Рост безработицы и бедности в Англии в начале XIX века озаботил общественность. В 1815-17 годах фабрикант Оуэн представил правительственному комитету план облегчения этих трудностей путём создания для бедняков кооперативных посёлков, где они трудились бы сообща, без капиталистов-нанимателей. Не встретив понимания в Британии, он уехал в Америку, где в 1825-29  организовал коммунистическую производительную общину.

«Об особенной связи современного исторического периода с идеей рабочего сословия» говорил в 1862 году Лассаль, депутат парламента Пруссии. Он предлагал (вслед за Луи Бланом и Прудоном) учреждать свободные производительные ассоциации рабочих, с государственным кредитом и контролем.

В среде германских консервативных экономистов возникло течение катедер-социализма, (Брентано, Зомбарт и др.), признававшее необходимым вмешательство государства в экономику в форме своеобразного «государственного социализма» (или государственного капитализма). В дальнейшем правительство Бисмарка ввело то, что потом было названо «прусским социализмом». В основе его лежало противопоставление немецкого коллективизма английскому индивидуализму. Верховная власть при этом принадлежала чиновничеству, руководствующемуся идеей служения обществу. Труд рассматривался не как товар, а как долг. В Германии была (впервые в истории) введена система социального страхования по болезни (1883), в случае увечья (1884) и пенсионное обеспечение по старости (1889).

Недостаток  жилищ в городах приводил к ухудшению санитарного состояния. Даже в Лондоне в 1911 году 18% людей жили в перенаселённых квартирах. Это способствовало росту заболеваемости (особенно туберкулёзом). В XIX веке выросла смертность в Лондоне, Манчестере, Бирмингеме, Ливерпуле, Шеффилде. Увеличение смертности с ростом урбанизации было заметно и в других странах. Искоренять социальное неблагополучие пытались разными путями. Родс в 1895 году говорил: «Моя заветная идея есть решение социального вопроса, именно: чтобы спасти сорок миллионов жителей Соединённого Королевства от убийственной гражданской войны, мы… должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров». Кембриджские профессора считали тогда, что от империалистической экспансии выигрывает весь «индустриальный класс»: и буржуазия, и рабочие. Они подстрекали «цивилизованные» нации обеспечить всем индивидам, рождённым в их среде, пищу, жилище и другие потребности обеспечивающие воспроизводство населения. Главной моральной опорой империализма была искренняя вера в особую «эффективность» германской расы, в особенности её англо-саксонской ветви. Империалисты полагали, что прогресс человечества опирается на борьбу рас, в которой слабейшие расы погибнут, а «эффективные» выживут и расцветут. Эта идея позволяла легко и плавно перейти от естествознания к этике. Добавив к ней обширные и запутанные этические и религиозные построения, удалось создать возвышенную атмосферу «имперского христианства», «цивилизационной миссии». На этом возведено было «право разрабатывать неиспользуемые ресурсы, будь то в Африке или в Азии». Англичанин поверил, что способен лучше усвоить любое нужное качество, и что его характер даёт ему право управлять. Хотя, например, британская оккупация Египта объяснялась военными и финансовыми причинами, общепринятым стало мнение, что британское влияние полезно египтянам. «Французский шовинист, немецкий колониалист, русский панславист, новый американский экспансионист одинаково принимают общий грех в отношении мощи, судьбы и права своей нации», ― писал Гобсон. Эти идеи в разных частях мира вдохновляли солдат, политиков и миссионеров. У англосаксов «дух приключений» превращался в «спорт», который в «наиболее приключенческих» формах содержал прямой призыв к кровавой резне. Некий радостный оптимизм вытеснял разумные решения, а общая вера в «национальную судьбу» толкала «не заглядывать слишком далеко». Нация привыкала к этому жульничеству и становилась неспособна к самокритике.

Когда началась Империалистическая война, свобода рынка была сильно ограничена. На смену ему пришли централизованное планирование и государственные директивы. Картели и классовые организации значительно расширили свое влияние. Германия на этом пути продвинулась дальше других стран, но процесс этот развивался везде, в том числе и в России, и в Америке.

Коминтерн

Империализм имел целью улучшить социальное положение в своей державе. И тут очень пригодились национальные идеи Мадзини, говорившего о национальном характере, национальном предназначении и т.п. Эта политика была успешной, результаты её проявились весьма скоро. Уже в 1858 году Энгельс писал Марксу: «…английский пролетариат фактически все более и более обуржуазивается, так что эта наиболее буржуазная из всех наций, по видимому, хочет, в конце концов, иметь наряду с буржуазией буржуазную аристократию и буржуазный пролетариат. Для нации, которая эксплуатирует весь мир, это и в самом деле является до известной степени естественным». Где благоденствие, там рабочий класс крайне консервативен: таково положение в Англии, ещё больше в Америке, говорил Бухарин. Несколько иначе этих целей добились в Германии, где социал-демократы приобрели большое влияние. И в России социал-демократы (меньшевики) были наиболее последовательными защитниками интересов рабочих. Причём рабочих более квалифицированных, и даже служащих. Поэтому Бухарин и заявил: «у нас нет большего врага, чем социал-демократия». Естественно, что европейские социалисты с началом Империалистической войны оказали поддержку своим правительствам. Верными интернационализму остались преимущественно представители стран востока и юга Европы, где доминировали православие и католицизм. Там империалистические идеи не кружили головы, поскольку не было и процветания. Германию и Францию представляли на Циммервальдской конференции интернационалистов оппозиционные к руководству партий социалисты, а от Англии и Америки делегатов не было вовсе.

Революция в России всколыхнула Европу. Но в этом сказалась, прежде всего, усталость от войны, которая велась за рынки, что для европейского обывателя было не понятно. Оживление возникло и в остальном мире, но там оно было вызвано надеждами на освобождение от колониальных пут империализма. Бухарин называл промышленные государства городами мирового хозяйства, а колонии и полуколонии — деревней. Там, по его словам, имелась «гигантская резервная революционная пехота», которую можно было «бросить на линию антианглийского огня».

В 1918 и в Европе появились советы. В первую очередь в Германии. Одно время совет управлял Берлином, существовали советы в Эльзасе. В Баварии и Венгрии образовались советские республики. Совет образовался даже в графстве Лимерик в Ирландии. Но за пределами Российской империи советская власть была подавлена вооружённой силой. Однако одновременно во многих странах образовались коммунистические партии. В марте 1919 был основан Коммунистический интернационал (Коминтерн). Крупнейшими партиями в нём были Российская и Германская. Это порождало надежду на развитие революции в Германии. Хотя советы там не победили, положение оставалось нестабильным. Германия в начале ХХ века была едва ли не первой мировой державой, и победа в ней коммунистической революции могла вызвать «цепную реакцию» во всём мире. Тогда, как было прописано у Маркса и Энгельса, мировая революция привела бы к победе коммунизма. В отдельном же государстве коммунизм построить нельзя, потому что внешняя угроза требует сохранения государства. А государство – это «аппарат насилия».

В 1923 вследствие действий Франции обстановка в Германии вновь обострилась. Коминтерн и СССР приняли меры для взятия там власти коммунистами. Но вновь потерпели неудачу. Реакцией на действия коммунистов стало усиление националистического движения. Следовательно, немцы, как часть «мирового города», склонялись скорее к империализму, чем к интернационализму и коммунизму. И часть европейских коммунистов перешла в лагерь национал-социалистов. В Америке же в коммунистическом движении участвовали главным образом эмигранты (русские, латыши, евреи). Тогда Коминтерн развернулся на восток и стал поддерживать китайских революционеров. В его руководстве произошёл раскол, сначала не столь явный. Бухарин и его сторонники («крестьянский уклон» – ядро ЦК) признавали Сунь Ятсена самостоятельной силой, которую коммунисты обязаны использовать. Другие же «некоторые товарищи» (вероятно, производственники-троцкисты) считали его лишь одним из «дзюн-дзюнов». Европейское направление «усохло», конгрессы Коминтерна, проводившиеся до того ежегодно, стали редки. Состоявшийся в 1924 году Пятый конгресс проходил в мрачной обстановке: кроме крушения надежд на мировую революцию произошло ещё одно трагическое событие – умер Ленин.

К 1927 влияние коммунистов в Китае стало заметным, что вызвало кризис в отношениях с Британией, опасавшейся проникновения России в Китай. Фактически англичане вели здесь опять империалистическую политику, и СССР уже под коммунистическим флагом вновь втягивался в империализм. Насколько осознавали это советские лидеры не известно. Но в связи с крушением надежд на мировую революцию им другого выхода не оставалось. При этом можно было верить, что капитализм вновь впадёт в кризис, и мировая революция свершится.

СССР на стройке

Монополизация и национализация в России были проведены наиболее последовательно, и это сформировало самый развитый государственно-монополистический капитализм. В таких условиях деньги ― символ товара ― во многом утратили своё значение, и правительство даже пыталось их отменять. Однако произвольное регулирование не смогло заменить рынок. Коммунисты вынуждены были отступить, но сделали это организованно: частникам разрешили заниматься мелким производством и торговлей, а стратегические высоты остались в руках «пролетарского» государства. В финансовой сфере банки стали кассирами, а управление экономикой осталось в руках совнархозов. Они и были настоящими банками. Приказы и распоряжения стали «ценными бумагами», фондовую биржу заменил Госплан.  Кризис перепроизводства сельхозтехники осенью 1923 был преодолён снижением цен почти до себестоимости. Это, собственно говоря, и есть социализм, поскольку целью становится не прибыль, а удовлетворение потребностей. При этом случайное перепроизводство того или иного товара не ведёт к кризису, но неизбежно возникают дефициты разных групп товаров. Прибыль, которая всё же образуется, не распределяется среди участников производства товара (это распределение справедливым не бывает), а изымается государством в «фонды общественного потребления». Средства из этих фондов поступают нуждающимся в натуральном виде: лечение, обучение, субсидии на оплату жилья, товаров первой необходимости и тому подобное. Это главное, что превращает государственно-монополистический капитализм (ГМК), который Ленин называл «три четверти социализма», в полный социализм.

«Пролетариат» при этом разделился на «бюрократию» и собственно рабочих. «Рабочая оппозиция» требовала передать управление производством в руки профсоюзов, но правительство этого не допустило: промышленность осталась в руках «пролетарского» государства. Ещё в 1923 рабочие пытались удержать господство путём стачек, но большинство руководителей движения «варились в соку разлагающейся бюрократии» и сами были подвержены этому разложению. «Органический интеллектуал» Сапронов утверждал, что пять лет НЭПа в России привели к росту цен, товарному голоду, безработице, сращиванию хозяйственно-административного аппарата с кулаком и нэпманом. Рабочий класс отвернулся от бюрократии, а крестьянство в 1927 устроило «хлебную стачку» ― придерживало хлеб в ожидании повышения цены. К тому времени деревня оказалась в руках кулака, и летом 1928 властям пришлось повысить цены на хлеб и сырьё. Эти колебания вызвали волнения в городе и деревне. Тогда бюрократия срочно развернула кампании индустриализации и коллективизации, свернув НЭП и усилив вмешательство государства в экономику. Были выработаны грандиозные планы, увеличены нормы выработки, снижена зарплата, ухудшены соцстрахование и трудовое законодательство.

Но в то же время и изменения во внешней политике потребовали усиления государства, в первую очередь в промышленном отношении. В 1927 в СССР был принят пятилетний план развития промышленности. Пятилетка была инновационным проектом. Фактически создавалось венчурное предприятие ― стартап с высокой степенью риска и долгосрочными инвестициями. Это был грандиозный эксперимент, опорой которого была национализированная промышленность ― гигантский концерн (ВСНХ), равного которому не было в мире. ВСНХ доминировал на рынке и мог навязывать ему свою политику. Кредит был заменён централизованным финансированием, а коммерческий кредит и вексельное обращение запрещены. Основными источниками финансирования индустриализации стали: снижение затрат на приобретение продовольствия; доходы лёгкой промышленности и торговли; внутренние займы и увеличение денежной эмиссии; экспорт хлеба, нефти, леса, угля и руды; выгодная внешнеторговая конъюнктура. Осенью 1929 началось форсированное создание сельхозартелей (колхозов), были запрещены аренда земли и наём работников. В артели обобществлялись полевая земля, основной инвентарь, рабочий скот.

За годы пятилетки продукция машиностроения возросла в 4,4 раза. Были созданы самостоятельные отрасли: тракторостроение, автомобилестроение, станкостроение, авиастроение, крупное сельскохозяйственное машиностроение. Сооружены 1500 крупных предприятий, введены в строй 1500 километров железных дорог. По темпам роста промышленного производства СССР вышел на первое место в мире.

Во второй пятилетке (1933-38) упор  был сделан на специализацию и качество. Началась борьба за экономию. Было освоено производство гусеничных тракторов; утроилось производство стали и проката, удвоилась выплавка меди, была создана алюминиевая промышленность. Было построено 4500 предприятий, в том числе: ХТЗ и ЧТЗ, Магнитогорский и Кузнецкий металлургические, Берёзниковский и Соликамский химические комбинаты. В 1936 СССР занял второе место в мире по объёму промышленного производства.

Третья пятилетка стала пятилеткой химии и специальных сталей. С ростом промышленности образовывались новые предприятия. Например, трест «Дальстрой», созданный в 1931, занимался добычей полезных ископаемых на Колыме. В 1940 он добывал 46% советского золота, в 1937 начал добывать олово (до того его ввозили из Англии). Важную роль играли научно-исследовательские институты: отраслевые и академические. Например, институт им. Карпова (НИФХИ) разработал методы получения ацетона, этилового эфира и ацетальдегида, формалина. Институт «Гиредмет» разработал способы получения бериллия, металлической сурьмы, висмута и ртути, что позволило СССР в 1939 отказаться от их импорта.

В 1935 утверждён Генеральный план реконструкции Москвы, принципиальные положения которого были использованы при составлении планов перестройки других городов. В разработке планировки и застройки городов принимали участие не только архитекторы, но и врачи, работники культуры, сотрудники бытовых и торговых учреждений, экономисты. При проектировании новых кварталов одновременно предусматривалось строительство школ, детских садов и яслей, кинотеатров, больниц, магазинов. В Москве был построен метрополитен ― подземное чудо, станции которого выглядели как дворцы. К 1930 повсеместно было введено бесплатное обучение детей. (В 1920е этому препятствовала беспризорность: численность беспризорников достигала 7 миллионов). Было возведено много школ со спортивными залами, лабораториями, мастерскими. В 1934 было введено предметное обучение, стандартные программы и учебники, единый режим занятий, система отметок. Было разрешено исключение учащихся, обязательной стала школьная форма. Фактически была восстановлена гимназия (реальная). К 1937 семилетнее обучение было введено во всех городах и посёлках. Количество учителей  увеличилось с 1929 по 1939 в 2,7 раза. В 1933-41 введено в действие свыше 24 тысяч школ, детских садов и яслей, большое количество больниц и поликлиник. Количество больниц к 1940 году (по сравнению с 1913) выросло в 2,6 раза (а в Узбекистане ― в 20 раз). Количество врачей на тысячу жителей выросло в 4,4 раза. Курорты и лечебные местности после революции были переданы для лечения трудящимся. Созданы новые курорты, сеть женских консультаций, родильных домов. В результате массовой противооспенной иммунизации в СССР к 1936 была ликвидирована натуральная оспа. Программа ликвидации малярии позволила к 1930 снизить заболеваемость по сравнению с дореволюционным периодом более чем в 3 раза.

В СССР в 1934-37 произошёл переворот: при сохранении революционной символики и терминологии восстановилась имперская политика. Троцкий называл это «социал-империализм». В РКП борьба превратилась в войну, ведущуюся квази-легальными методами. Это позже назвали «великой чисткой» или «необоснованными репрессиями». Большое количество «ответработников» было уничтожено, но противоречия сохранились. Однако самоистребление вызвало оторопь у оставшихся в живых и заставило искать компромиссов и сотрудничества.

 

Победа

Кризис 1929 года привёл к возрождению империализма в Германии. Лидеры НСДАП ставили задачи совершенно прямолинейно и крайне агрессивно. И слова у них не расходились с делом: Германия оккупировала все противостоявшие ей страны Европы. Советский Союз ответил на германский блицкриг тотальной мобилизацией, постоянно в ходе войны формируя всё новые дивизии. Это ополчение сильно уступало по боеспособности кадровым частям, однако оказывало сопротивление и тем срывало блицкриг. В лад с этой стратегией действовала и мобилизационная экономика Советского Союза, которая в условиях войны оказалась наиболее эффективной. Одна только эвакуация 1941 года, когда в течение нескольких месяцев на тысячи километров были перевезены полторы тысячи заводов, возможна была, видимо, только в СССР. Вся перевезённая промышленность уже к концу года давала продукцию. Причём советское военное производство в 1943 количественно превосходило производство почти всей Европы. Себестоимость продукции снижалась, а бюджет был дефицитным только в 1941-43. Восстановление хозяйства началось ещё во время войны. Оно велось даже в прифронтовых районах, что, кстати, помогало быстро и дёшево обеспечивать фронт. В конце 1947 были отменены продуктовые карточки, а в 1948 по большинству экономических показателей СССР вышел на довоенный уровень. Такой динамизм был возможен благодаря «устройству» советской экономики. Именно оно составляло силу Советской империи, а не развитие технологий, в котором СССР никогда не был неоспоримым лидером. Основой экономической мощи была собственность государства на важнейшие отрасли производства. Здесь был наиболее полный государственно-монополистический капитализм на всей Земле, что позволяло вести плановое хозяйство. Поскольку вся собственность (в том числе на землю и природные ресурсы) была государственной, а государство «пролетарским», то советские «пролетарии» и были собственниками всей этой «корпорации». Получалось нечто вроде акционерного общества, или гигантских размеров кооператива. Чтобы не возникало финансовых «утечек», внутри «Нашей марки» для расчётов использовались безналичные рубли, которые в наличные перевести было нельзя. Собственно, возникли они как единицы учёта при попытке вообще избавиться от денег (ещё во времена «военного коммунизма»). Но на восстановленном в период НЭПа рынке наличный рубль был востребован и сохранился, а для учёта продукции в «Нашей марке» сохранился рубль безналичный. Это как бы другая валюта. И цены на товары «для населения» и «для предприятий», в общем, были разные. Так вот, само собой понятно, что доходы этого «кооператива» не распылялись, а собирались в «кучу». Но это ещё не все эффекты: поскольку собственники в целом были также и работниками, а также и потребителями продукции, то прибыль как таковая теряла всякий смысл. При правильном функционировании советской экономики прибыль не могла быть её целью, а потому сводилась до минимума. Именно это ― снижение цены практически до себестоимости ― и есть основа социализма. Именно оно позволяет ориентировать производство напрямую на удовлетворение общих нужд. При этом становится возможным существование даже «убыточных» предприятий. Но общим экономическим эффектом является колоссальное удешевление производства. Уже в годы второй пятилетки себестоимость промышленной продукции снизилась на 10%. В четвёртой пятилетке (1946-50) ― на 17%, в пятой ― на 23%. Государственный бюджет имел постоянный профицит. Все это позволило уже в декабре 1947 снизить розничные цены на товары широкого потребления, вследствие чего выросли реальные доходы трудящихся. С 1949 по 1953 понижения розничных цен проходили ежегодно, и уже в 1952 уровень цен стал вдвое ниже по сравнению с 1947 годом. Советский рубль укреплялся, росла его покупательная способность по отношению к другим валютам.

 Уровень цен на важнейшие продукты питания в 1952 году в процентах к ценам в конце 1947 года

Товары                              СССР       США      Англия      Франция

Хлеб                                 39          128          190                 208

Мясо                                 42          126           135                188

Масло сливочное             37          104          225                192

Молоко                               72          118        130                   174

Сахар                                49          106         233                   376

Как видим, в Англии и Франции цены на хлеб и масло с 1947 по 1952 выросли примерно  в два раза, на мясо ― в полтора. На сахар в Англии в 2¹/₃, во Франции в 3²/₃.

Сталин в 1951 отметил, что единый мировой рынок распался, в результате чего образовалось два параллельных мировых рынка, противостоящих друг другу. Сфера приложения сил главных капиталистических стран к мировым ресурсам, поэтому сократилась, вызвав недогрузку предприятий в этих странах. «В этом, собственно, и состоит углубление общего кризиса мировой капиталистической системы», – указал он. «Они стараются перекрыть эти трудности «планом Маршалла», – говорил Сталин. Увидав в этом плане механизм американского вмешательства во внутренние дела и закабаления, СССР и восточноевропейские страны (в том числе и не оккупированная Россией Финляндия) отказались от участия. Страны-участницы же должны были отказаться от национализации промышленности, предоставить полную свободу частным предпринимателям, снизить тарифы на ввоз американских товаров, ограничить торговлю с «социалистическими» странами. Поэтому Франция уже не могла закупать уголь в Польше (12 долларов за тонну), и должна была ввозить американский (20 долларов).

СССР после войны прочно вошёл в число мировых лидеров. В 1949 были проведены испытания атомной бомбы, а в 1953 – термоядерной. В том же году в Москве был начат серийный выпуск компьютера «Стрела». В 1954 в СССР вступила в строй первая в мире атомная электростанция. С 1955 по 1958 единственным в мире реактивным пассажирским самолётом был советский «Ту-104». В СССР в 1957 был спущен на воду атомный ледокол «Ленин», запущен первый искусственный спутник Земли. В следующем году была начата космическая программа «Луна».

Население СССР составило 209 миллионов. Основной причиной его роста было снижение детской смертности, и увеличение средней продолжительности жизни. После окончания войны развернулось жилищное строительство. В больших городах строились электрифицированные многоэтажные здания с водопроводом и канализацией, ванными, холодной и горячей водой. В 1954 на жилищное строительство были ассигнованы громадные средства, развёрнуто типовое проектирование, налажено производство строительных деталей на заводах. Градостроительная политика в СССР  была направлена на развитие коммунальной сферы, поскольку  это соответствовало коллективизму и требовало меньше затрат. Простые по архитектурному облику «хрущёвки» были оборудованы всеми удобствами. Ведущее место заняла двухкомнатная квартира, включавшая кухню, санузел, переднюю. Расстояния между домами определяли санитарные нормы, дворы озеленялись, а вдоль улиц устраивали газоны. Одновременно с жилыми домами строились школы, магазины, кинотеатры, парикмахерские, ателье, почтовые отделения, поликлиники. Развивался общественный транспорт. К началу 1950-х школы РСФСР перешли на всеобщее семилетнее обучение. Число городских семей быстро увеличивалось. Но производственная деятельность перемещалась за пределы семьи, производственные обязанности отделялись от семейных. В России эти общемировые тенденции были доведены до крайности, особенно в отношении женского труда на производстве. Женщин всеми способами понуждали оставить домашнее хозяйство и наняться на работу. В социальном плане результатом этого стали безнадзорные дети. Авторитет старших таял, чему способствовало и повышение уровня образования детей. В то же время дети оставались иждивенцами намного дольше, чем прежде. Возросшие потребности городских детей привели к снижению рождаемости. Вынашивание и вскармливание, занимавшее десятилетия жизни крестьянки, стали укладываться в несколько лет, материнские обязанности поэтому резко сократились. Традиционный брак, отвечавший базовым условиям существования людей, был деформирован. Стали распространяться внебрачные связи, разводы. Погоня за личным счастьем оправдывала эгоизм, заставляла пренебрегать счастьем близких. Распад семей травмировал супругов и детей, порождал недовольство. На этой почве развивался цинизм, гедонизм и другие нетрадиционные подходы. Однако, не смотря на революционное разрушение моральных устоев, сталинский СССР в нравственном отношении более походил на фашистские государства, где моральный кризис прогресса вернул уважение католической церкви. Такой разворот «коммунистов» произошёл под воздействием традиционных нравов населения, которое в подавляющем большинстве было крестьянским по происхождению. Крестьянство же («мелкая буржуазия», как говорили марксисты) было базой фашизма. Поэтому в СССР и мода установилась как в Третьем рейхе: практичная, пристойная и со вкусом. Одежда, мешавшая движению, вроде узких юбок, высоких каблуков, остроносых туфель была отвергнута.

Советский Союз, следовавший футуристическим построениям, переживал крутые общественные перемены. Идеологическая борьба охватывала всё, от школ, где вводилось совместное обучение мальчиков и девочек, до Академии наук и политического руководства, и сопровождалась критикой в печати, отставками, арестами и даже казнями. Орган Агитпропа «Культура и жизнь» критиковала многие издания за беспринципность, идеологическое отступничество, приверженность буржуазному мировоззрению, а кинематограф ставил фильмы, пронизанные оптимизмом, верой в будущую счастливую жизнь. В 1950е героику уже начали вытеснять  личные переживания, в изображении войны акцент с общей победы сместился на тяготы, выпавшие на долю отдельного человека.

В СССР было модно быть здоровым. Во внешнем виде приветствовалась скромность, а провозглашаемое равенство требовало, чтобы все одевались одинаково хорошо. Большинство предпочитало одежду «носкую», «немаркую» и дешёвую. Однако в 1944 в крупнейших городах были открыты дома моделей. Фабрикам их разработки были не выгодны, поэтому модная одежда производилась малыми партиями и продавалась через сеть «Главособторга», обеспечивавшую работников науки, техники, искусства, литературы, и генералитет. В период «оттепели» в быт проникло потребительство. Артисты, спортсмены, дипломаты, моряки стали каналом контрабанды. Таким образом, центр переходил к потреблению «по потребностям», в то время как периферия от него сильно отставала. Давление «центровых» на власть было могучим. Власть противостояла ему с возрастающим напряжением и вскоре мало-помалу стала отступать.

Борьба с монополиями в СССР приняла особую форму. Здесь промышленным «управляющим» противостояли партийные секретари. После убийства в 1953 одного из лучших управленцев ― Берии ― секретари усилились. Перелом произошёл в 1957, когда Секретариат ЦК отобрал власть у Политбюро. Ликвидация монополии МТС привела к потере контроля над сельской экономикой. Чтобы «удержать равновесие» крестьян прижали увеличением налогов, запретом приусадебных хозяйств, закрытием базаров. Эти меры подорвали снабжение городов продовольствием: начались перебои в поставках мяса, хлеба, муки, крупы, масла. В этой политике проявился и коммунистический догматизм Хрущёва, пытавшегося бороться с частным (кооперативным) производством.

 

«развитой социализм»

Развитие науки стало приобретать черты дурной бесконечности, и привлекательность её начала падать. Не смотря на это, наука и техника продолжали развиваться. Алфёров, например, в 1963 разработал теорию полупроводниковых гетероструктур. Советское превосходство в ракетостроении вывело СССР на первое место в освоении космоса. В 1960 «Спутник-5» осуществил космический полёт с живыми существами на борту — собаками Белкой и Стрелкой ― и благополучно приземлился. В 1961 Юрий Гагарин облетел Землю на корабле «Восток-1». В 1965 Алексей Леонов вышел в открытый космос. В 1966 «Луна-9» совершила мягкую посадку на Луну. США на протяжении 1960х прилагали чрезвычайные усилия, но не могли догнать СССР. Только в 1969 им, наконец, удалось опередить русских в высадке на Луну. Тогда СССР прекратил эту дорогостоящую программу: доказывать, что он займёт «второе место» не было нужды. Вместо этого стали развивать полёты автоматических кораблей и станции на околоземной орбите.

В 1961-65 производительность труда в СССР выросла на 26%, промышленная продукция ― на 83%, сельскохозяйственная ― на 15%. Развернулось беспрецедентное строительство жилья. Восьмая пятилетка (1966-70), названная «золотой», была экономическим пиком советского периода. В 1965 предприятия получили большую самостоятельность в распределении заработанных денег и стимулы для сокращения работников. Так начинались реформы Косыгина. Внедрение «экономически обоснованных» цен и получения предприятиями прибыли было возвратом к товарно-денежным отношениям, отходом от социализма. Отказавшись от хрущёвского «волюнтаризма» власть стала заигрывать с «хозактивом». Впрочем, эта реформа остановилась, породив «застой». Альтернативу предлагал академик Глушков в виде объединённой государственной автоматизированной системы (ОГАС). Но система военно-гражданского управления всей промышленностью, подчинённая одному из членов Политбюро (видимо, Кириленко) напугала «управляющих», которые в этом случае теряли своё значение. Поводом для отклонения ОГАС Косыгин избрал дороговизну её создания.

Производительность труда в годы восьмой пятилетки выросла на 32%. Были построены Западно-Сибирский и Карагандинский металлургические комбинаты, Волжский автозавод, Красноярская ГЭС. В 1971-75 валовой объём промышленной продукции вырос на 45%, сельской ― на 15%. Развивалось освоение нефтегазовых месторождений в Западной Сибири, строительство нефтепроводов. В 1976-80 добыча нефти вышла на первый план. А вот производительность труда выросла уже только на 17%. Продолжалось грандиозное жилищное строительство, благоустройство городов, рост доходов населения. В СССР была уничтожена бедность, увеличены отпуска и выходные дни. В 1958 среднее образование стало полностью бесплатным. Деревенская молодёжь устремилась в города, рост которых уже пытались сдерживать. Быстро росла доля получивших высшее или среднее образование. Среди мужчин, родившихся в 1930-35, таковых было 333 человека на тысячу, среди женщин — 294. Для родившихся в 1960-65, соответствующие показатели были 911 и 947. Это благополучие переводило СССР в число благоденствующих стран, «мирового города». Советские граждане превращались в аналог рантье, революционные настроения окончательно растаяли в 1960е годы. Новое поколение было насквозь буржуазным, хотя и твердило революционные заклинания. В мире продолжались революции, деятели международного коммунистического движения призывали к борьбе с империализмом, но министр иностранных дел СССР Громыко говорил на XXIV съезде КПСС: «Нам … чуждо … увлекаться ультрареволюционной фразой». С 1960 по 1975 год торговля СССР с капиталистическими странами возросла более чем в восемь раз, составив 31% всего оборота. Было подписано соглашение об экономическом и научно-техническом сотрудничестве с рядом капиталистических государств. Китайские коммунисты называли политику СССР социал-империализмом. В 1972 году член Римского клуба и зять Косыгина Джермен Гвишиани совместно с Макджорджем Банди (бывший советник по национальной безопасности президентов США) организовали «Международный институт системных исследований» (МИПСА).

 

4

артель

Леса Русской равнины славяне осваивали, занимая под посевы новые земли. Земледелие велось тогда с помощью подсеки, то есть вырубания на «ляде» деревьев, корчевания пней и выжигания остатков этой древесины. Через несколько лет почва истощалась, и лядина забрасывалась: надо было расчищать новое лядо. Работы было много, тёплый период короткий, поэтому обычно люди объединялись в общину. Такие небольшие общества в разных местах назывались по-разному: дворище, печище. По сути это был как бы небольшой колхоз. Во главе его стоял толковый и энергичный руководитель – большак. Объединялись люди добровольно, но покинуть «дворище» можно было только по окончании работ. Поскольку сельские работы большей частью заканчиваются к зиме, то и уход из общины был привязан обычно к этому сроку – к юрьеву дню.

Зимой земледельцу дел мало. Свободное время использовали для занятия промыслами – кто во что горазд: охотились, рыбачили. Умельцы лепили горшки, тачали сапоги, делали сундуки, кади, корзины, телеги. Женщины пряли, ткали, вязали, вышивали, плели кружева. Постепенно распространялись «отхожие» промыслы, когда мужики уходили на зимний период из деревень и где-то подряжались в строители, или в подмастерья, или в мельничные засыпки или на другие работы. Некоторые и вовсе бросали сельское хозяйство, и занимались ремёслами, в одиночку или артельно. Так появилось кооперативное производство – рабочая артель. Артель строилась на основе круговой поруки. Во главе её был избираемый староста (рядчик), старший на какой-либо работе назывался «передовщик».

Кооперативные организации появились в России в конце XIX века. Кроме производственных артелей это были молочные и маслодельные заводы,  сыроварни, ссудосберегательные товарищества. Кооперация является альтернативой частному и государственному производству. По определению Туган-Барановского, кооператив есть хозяйственное предприятие добровольно соединившихся лиц, которое имеет своей целью не получение наибольшего барыша, но увеличение трудовых доходов его членов. В начале XX века Россия по числу кооперативов и их членов занимала первое место в мире. К 1917 году в российских кооперативах состояло около 14 миллионов человек, а их количество приближалось к 50 000. В это число входило около 25 000 потребительских обществ, 16 500 кредитных кооперативов, 6000 сельскохозяйственных обществ, 2400 сельскохозяйственных товариществ, 3000 маслодельных артелей, более 1500 производящих и кустарно-хозяйственных артелей.

После национализации финансов и промышленности, проведённых большевиками, в России образовался гигантский концерн, равного которому не было в мире. Управление им поначалу взяли на себя профсоюзы. Позднее всё советское хозяйство прибрало к рукам государство. Оно объявило себя пролетарским, то есть принадлежащим пролетариату. Это слово часто понимают как «рабочие». Но в действительности пролетарии это те, кто не имеет собственности, по крайней мере, собственности на средства производства. Однако если «пролетарское» государство приобрело собственность (путём национализации), то оно уже перестало быть пролетарским, а также и бывшие пролетарии стали уже не пролетариями, а собственниками. Всё советское хозяйство приобрело вид как бы акционерного общества, или гигантской артели. Ленин говорил: «Строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией — это есть строй социализма». Очень многие видели в артели и в крестьянской общине основу социализма. Так его понимали народники, а потом и эсеры – самая массовая русская политическая партия революционной эпохи. Большевики отличались от них тем, что видели решение в создании единого хозяйства, а не множества разновеликих кооперативов. «Сила советского хозяйства не в силе отдельного предприятия в сравнении с капиталистическим, – говорил Преображенский, – а в силе всего государственного  комплекса». При этом существовали и негосударственные кооперативы, а при коллективизации сельского хозяйства были созданы ещё тысячи колхозов (артелей). Но «главная» государственная «артель» доминировала. Собственного названия она никогда не имела. Даже ВСНХ объединял не всё государственное хозяйство. Ему, например, не были подчинены железные дороги. Можно условно обозначить эту «артель» «Наша марка» – бренд, в своё время заявленный Хрущёвым. «Рядчиком» этой артели de facto был председатель Совета труда и обороны, а в более поздние времена – председатель Госплана.

Таким образом, государство через экономику обрело кооперативную составляющую. Да и сами советы – основа советского государства – были интегралами общин. По крайней мере, они так были задуманы. И это государство (согласно марксистской доктрине) должно было постепенно утрачивать политические функции, превращаясь в гигантскую артель. Марксисты говорили об отмирании государства, как бы идя на уступку анархистам. Но оно же могло и не «отмирать» до нуля, а преобразоваться в «кооперативное государство», функцией которого были бы различные общенародные вопросы. Можно утверждать, что Маркс, Энгельс, Ленин и другие именно такое развитие предполагали, хотя они и оговаривались, что не могут предвидеть ход этого развития. Однако очевидно, что поскольку с анархистами они не соглашались, то единственным вариантом оставался кооператив. При отмирании государства эта трудовая коммуна должна была «подобрать», кроме хозяйственных, также и общественные функции. Такие попытки были и в советском государстве. Например, деятельность народных дружин по охране общественного порядка. Да и вообще, государство, которое декларировало, что оно является государством большинства населения, должно было демонстрировать открытость к сотрудничеству с народом. И это было, с учётом всех издержек, которые возникли во многом вследствие проникновения на государственные должности «шкурников» и «врагов народа».

Беловодье

Однако идеал трудовой коммуны разделяли не все. Он захватывал энергичных, работящих созидателей. Вялые и ленивые мечтали больше об избавлении от трудов. Но обе эти группы: и созидатели, и мечтатели – обозначают «фланги»; а основная масса населения мечется между ними. Поэтому в русском народе, как и в других, были распространены мечты о сказочной стране, где в кисельных берегах текут молочные реки. Эта страна находилась где-то в тридевятом царстве. В северных краях мечты о ней опирались на движение на восток. Дело в том, что словене (новгородские) были вытеснены германцами с Варяжского моря, и продвинувшись на восток (к Новгороду) обрели там лучшие условия обитания. Но не идеальные. Часть новгородцев постоянно продолжала поиски в восточном направлении, в Заволочье. И продолжалось движение на Вятку, в Пермь, в Сибирь. Это была материальная основа мечты о Беловодье – той самой сказочной стране. Она даже было нашлась – в долине реки Бухтармы на Рудном Алтае. Эта местность в то время фактически не контролировалась никаким государством. Но позже бухтарминцы уже не считали эту страну Беловодьем, говорили, что оно дальше лежит, в Китайском царстве. А потом утверждали, что в «Опоньском царстве». Впрочем, многие «образованные» русские верили, что сказочная страна это Европа; а потом (после Империалистической войны) – что это Америка. Ясность в этот вопрос внёс Остап Бендер, сформулировавший сентенцию «заграница это «тот свет» – оттуда не возвращаются».

Но было ещё другое, трудовое представление о святой жизни. Оно шло от раннего христианства, заветов блаженного Августина и святого Бенедикта. Это было представление о христианском монастыре – обители труда во славу Божию и процветания возлюбленных Господом праведников. Эти идеалы воплощались теперь в коммуне – коммунистическом монастыре. Главной доблестью в коммуне был труд на общее благо. Вопрос о целомудрии не считался актуальным – в этом коммунары могли следовать турлепинам, поскольку пантеизм явочным порядком заменил теизм. Это был пантеистический монастырь. Хотя сами коммунары даже сопоставить себя с монахами не помышляли. Это были антиподы.

Но было ещё и христианское представление о рае. Верующих было очень много, и представления о царстве Божием было широко распространено в самых разных кругах. Лучший мир представлялся им безмятежным царством благолепия. В сущности это были детские мечты о прекрасном и уютном, где Бог был родным отцом, добрым и заботливым. Этот взгляд в большей степени был присущ женщинам, но и многие мужчины видели совершенный мир таким. И когда большевики стали внедрять коммунистическое мировоззрение, эти представления в сознании христиан («крестьян») оформили понимание «коммунизма».

Ни Платон, ни Мор, ни Маркс не представляли совершенное общество земным раем. Они лишь хотели избавить это общество от лишних проблем и страданий, которые происходят в прямом смысле по недоразумению. И Ленин, и Сталин это тоже понимали и стремились достичь той же цели. Но шедшие за ними «марксисты» этого уже не понимали: это были «коммунистические начётчики». Представление о коммунизме смешалось с представлением о рае, и утратило жизненность.

политпросвет

Представления Маркса о коммунизме изложены в «Коммунистическом манифесте». Нельзя сказать, что они вполне ясны и описывают будущее общество. Напротив, они полны неприятием существовавшего общества и только. Это не план строительства, это лишь «прекрасные порывы». В «Коммунистическом манифесте» сделана попытка обобщить едва ли не все христианские ереси: катаров, турлепинов, пикартов и т. д. Сюда же прибавляются идеи Мелье, Морелли и Бабёфа. Маркс и Энгельс тогда были молоды (около 30 лет), и полны романтизма, который требовал сочувствия к движению карбонариев. Они были, что называется, на острие современности, и это подвигало к принятию идей Сен-Симона и изучению капитализма. И Маркс занялся изучением экономических теорий, развивая учение о классовой борьбе, необходимое для организации войска «пролетариев». Целью их было взятие власти.

Не смотря на то, что разработанная Марксом теория не применялась на практике, это учение стало очень популярно во всём мире. Его популярность была следствием индустриализации и урбанизации, охватывавшими вслед за Европой и остальной мир. Следствием этих процессов стал рост числа людей, не имеющих собственности (пролетариев). В России этот процесс имел свои особенности. Во-первых, многие работники здесь были крестьянами-отходниками, сохранявшими земельный надел. Эти люди не были пролетариями по определению. Во-вторых, в отличие от Британии, в России крестьянами было абсолютное большинство населения. Ленин эти моменты осознавал, но считал, что это явления временные, которые с дальнейшим развитием капитализма будут преодолены. После революции он столкнулся с инерционностью огромной крестьянской массы на практике. Он это учёл и стал говорить о победе пролетарской революции в крестьянской стране. При этом ни Маркс, ни Ленин не акцентировали внимание на том, что пролетариями являются не только рабочие, но и чиновники, и лица «свободных профессий». И если рабочие обладают организованной силой (физической), то чиновники обладают силой управления, а «грамотеи» и артисты – силой слова. Именно эти (две последние) части пролетариата установили свою диктатуру, и последние работы Ленина как раз нацелены были на борьбу с ними.

В 1920е годы стало ясно, что мировая революция в скором времени не произойдёт, а внутри СССР доминирует «мелкая буржуазия». Политика, таким образом, внесла коррективы в политпросвет. Наиболее европейская часть партии – питерская организация настаивала на сохранении в идеологии опоры на марксистские «догмы». Первой на этот путь стала «рабочая оппозиция», потом Зиновьев и его команда. Более реалистичную позицию заняли Троцкий и Бухарин. Первый, впрочем, возлагал неоправданные надежды на революционный энтузиазм масс и мечтал создать единое трудовое войско рабочих-солдат, равно способное к трудовым и ратным подвигам. Видимо, с его помощью Троцкий надеялся осуществить революционное завоевание мира и создать «Земшарную республику» труда. Бухарин, который в годы Гражданской войны был идеологом военного коммунизма, после провала этой политики осознал силу крестьянства (народа, «мелкой буржуазии») и фактически признал необходимость уступок в его пользу. Такую политику диктовала жизнь – бывшая Российская империя стала военной и экономической базой коммунистов, и её реальные интересы нужно было обеспечить. Но «диктатура» «мелкой буржуазии» это «бонапартистский режим». Бухарин это прекрасно понимал. В XIX веке это описал ещё Маркс (режим Наполеона III), а в ХХ веке такой режим осуществляли фашисты.

Все эти сложности к концу 1920х создали идеологический «затор» и развели коммунистов по разные стороны. Решение Сталина, изложенное в «Кратком курсе» и подобных ему «материалах», на тот момент было оптимальным. Советская республика труда в окружении враждебных капиталистических государств должна была выстоять, сохраниться и нарастить мощь. Это были реальные и понятные задачи. Крестьянству, которое уже осознало нерешаемость проблемы аграрного перенаселения посредством «чёрного передела», индустриализация позволяла избавиться от избыточного сельского населения. Бюрократии и хозяйственникам новый курс давал большие возможности. А в широких слоях обрисованные перспективы социалистической индустриализации вызывали энтузиазм, который энергично поддерживала сталинская пропаганда. Затруднения на первом этапе были колоссальные, но достижения уже в ходе первой пятилетки позволили Сталину выступать триумфатором. Последующий стремительный рост советской экономики породил в народе оптимизм, сопоставимый с религиозной верой.

Инерция, созданная этим духовным подъёмом, позволяла долгое время сохранять стереотипы «Краткого курса». А поколение-носитель этой идеологии, которое взрослело в 30е годы, доминировало в послевоенном СССР примерно до середины 70х. «Идеолог» Суслов не создал убедительной модели, которая хотя бы описывала сталинский период с позиции исторического материализма. Вместо этого марксистские постулаты стали заменять патриотическими, и главной темой стала уже не революция, а победа над Германией. Причём и эта тема развивалась рутинно. Причиной этого было раздвоение: воспевание прошлой победы может иметь целью только победы в будущем. Это предполагает воспитание агрессивности в молодом поколении. Но «поколение победителей» пело песню «лишь бы не было войны». В этом было несоответствие, которое пропаганда не разъясняла. Да и само «мирное сосуществование» было «вечной» политикой, или манёвром – тоже было не понятно. Люди могут согласиться с соображениями секретности (на поле пропаганды) на ограниченное время. Время истекло, и было необходимо дать пояснения. Но к тому времени номенклатурные правители уже давно поставили контрреволюционные цели демонтажа сталинской системы, и коммунистический политпросвет им вообще был не нужен. Поэтому сусловская пропаганда продолжала до самой перестройки почти без изменений повторять формулы времён первых пятилеток.

Солнечный город

Тем временем, «социализм в СССР победил окончательно». Так было заявлено в 1957 году. Казалось, что коммунизм уже «не за горами», и в 1959 была принята программа построения коммунизма. Это общество уже обретало очертания в реальности, и даже воображаемые представления о коммунизме стали довольно реалистичными. Очень внятно изобразил его Носов в книге «Незнайка в Солнечном городе». Так видели коммунистическое будущее многие, пусть и не так ясно. Но именно к этому стремилось советское общество. Большие города Союза к этому приближались. Одни больше, другие меньше, но это движение было. Впереди всех, конечно, была Москва. «Если ты не бывал в нашем городе светлом, … – значит ты не видал лучший город Земли», – пел Муслим Магомаев. В Кремле (а может быть и внутри Садового кольца), коммунизм тогда уже наступил. А где-то наступал. Это вызывало ажиотаж. Молодёжь была в восторге: «Песня плывёт, сердце поёт». Наступил всесоюзный «карнавал». Молодёжь хотела, чтобы праздник был каждый день. И всё, что обещали дать позже (завтра) стали требовать уже сегодня. «Нет, нет, нет, нет – мы хотим сегодня. Нет, нет, нет, нет – мы хотим сейчас». Это детское нетерпение звучало всё настойчивее, и в конечном итоге стало заглушать голос разума.

В то же время руководство КПСС уже предпочитало «мирно сосуществовать» с «миром капитала»: создавший мощную промышленность Советский Союз всё больше склонялся к позиции «развитых стран». Вместе с ростом благосостояния во всех обществах снижался интерес к его расширению, и те слои, которые в этом отставали, теряли уважение. В свою очередь трудности урбанизации создавали стремление к «мещанским» радостям, соблазны и недовольство. Окончание борьбы, фактически объявленное «завершением построения социализма», дезориентировало молодёжь, и вместо коммунизма многие бросились строить личное счастье. Поголовное вовлечение женщин в общественное производство, которое произошло именно тогда, ослабило семью. Но общество в целом продолжало идти прежним курсом, постепенно замедляясь и распадаясь. А политическая борьба сосредоточилась внутри центральной власти, что привело к застою в идеологии.

Всё это мешало «созреванию» нового поколения. Молодёжь не видела самого процесса труда, как это было в традиционном обществе. Дети росли вне производственной зоны, которая была ограничена территорией промышленных, транспортных и других предприятий и контор. Хозяйство – самая суть жизни – была от них скрыта. Исключением из этого была сельская местность, но в ходе урбанизации село представлялось пристанищем маргиналов: то, что там происходило, воспринималось «центровыми» как никчёмное. Референтной группой для юношества в целом стала наименее знающая реальную жизнь молодёжь больших городов, не знакомая ни с производительными силами, ни, тем более, с производственными отношениями. Эти незрелые люди, достигшие, так сказать, «молочной спелости», формировали нормы поведения и философию жизни. Это явление свойственно было не только советскому обществу, но и западному. Везде, где было достигнуто «процветание», новое поколение вырастало незрелым, и значительная часть его пропадала. Не желая взрослеть, эти люди застревали в юношеском или даже подростковом состоянии. Они уподоблялись дебилам, прекратившим своё развитие в детстве. Но это не смущало: многие даже прикидывались дураками, чтобы легче жить было.

столпотворение

В конечном итоге к 1970м годам произошло «смешение языков». Коммунисты, остававшиеся на марксистских позициях, всё ещё уповали на «мировую революцию». И хотя их было уже совсем мало, и большей частью они уже были очень стары, они ещё оказывали влияние на общественные представления: их вера оставалась официальной нормой, которая была обязательна для всех. Коммунизм, родившийся как христианская ересь, превратился в подобие религии, позволявшей сохранить высокий уровень культуры. Это, между прочим, объясняло развитие литературы и искусства в СССР. Идеи торжества революции, доминировавшие в 1920е годы, уже в 1930е стали вытесняться, а в 1940е сильно потускнели. Но они ещё и в 1960е оставались «главными», пока поколение революционеров окончательно не сошло со сцены. Впрочем, и позже революционные идеи не были забыты – они оставались востребованными в советской идеологии и пропаганде вплоть до конца 1980х. Победа в Войне ввела другую доминанту в общественное сознание. В конце сороковых уже не революция, а победа стала главным событием, объединявшим людей. В первую очередь это касалось молодого поколения, тех, кто родился уже после революции или незадолго до неё. Однако, как писал Веблен: «Опыт войны влечёт за собой массу хищнических привычек мышления, в результате чего чувство солидарности … замещается приверженностью своему клану, а вместо стремления к справедливой будничной полезности у людей возникает чувство завистнического отличия». В СССР такие настроения наложились на эйфорию от советских побед и некоторую усталость от грандиозных свершений. Стало проявляться «шкурничество», особенно в среде семей номенклатуры и других не «рабоче-крестьянских» слоёв. Моряки торгового флота, например, занимались контрабандой, вывозя водку, чёрную икру, фотоаппараты. Ввозили грампластинки, парфюмерию, модную одежду. Но и в среду рабочих такие настроения проникали (да и во все остальные слои населения) постепенно размывая идеалы правды и справедливости.

Принятая в СССР в 1961 году программа построения коммунизма предполагала к 1980 создание общества изобилия. Это, правда, не должно было привести к праздной жизни: каждый должен был продолжать трудиться «по способностям». Предполагалось сделать бесплатным жильё, общественный транспорт, общественное питание, дошкольные учреждения. В СССР было довольно много людей, веривших в это светлое будущее, и окружающая действительность давала опору этой вере. Те, кто впитал идеалы коммунизма, революции и победы, верили в справедливость и торжество правды. Эта вера поддерживалась и мощным ростом советской экономики, престижа Советского Союза в мире. Провалы западной политики (поражение на Кубе, неудачи в Китае, Корее, Вьетнаме, экономические кризисы), успехи СССР в социальной сфере, в космосе, в ядерной технологии (АЭС, атомный ледокол), осуществление огромных строительных программ в Союзе и за рубежом создавали почву для самых радужных надежд. Поэтому слова «утверждают космонавты и мечтатели, что на Марсе будут яблони цвести» казались, может быть,  преувеличением, но не бредом. По крайней мере, для самих «мечтателей».

Но, кроме всех этих, вообще говоря, энтузиастов, во все времена существовали те, кого Ленин называл «дармоедами». Он прямо говорил, что в правящую партию будут стремиться пролезть карьеристы и шкурники. Так оно и было, и не только в партии. Эта «контра» постепенно заползала во все инстанции, проникала во все поры общества. В новых поколениях, особенно в крупных городах, эта тенденция только нарастала: взросление предполагало взятие на себя ответственности и трудов. Но эти «пустоцветы» прилагали усилия, чтобы избежать и того и другого. Обременяя общество, они создавали проблему, поиск решения которой раскалывал здоровую часть общества. К 1960м захвачено было и высшее руководство. Отставка Хрущёва в октябре 1964 не зря получила название «малый октябрь»: он стал фактическим завершением советского периода, поскольку Хрущёв был последним идейным коммунистом во главе государства. И хотя власть отказаться от провозглашённого курса сразу не могла, но в литературу и кинематограф тогда уже пришли дети репрессированных при Сталине «врагов народа». Тогда и началось постепенное наступление «абстрактного гуманизма». Поколение «шестидесятников», пережившее войну в детстве, перенесло акцент с героев на гражданское население. Первым в этом ряду был фильм «Иваново детство» (1962) Тарковского, главный герой которого – маленький мальчик. А едва ли не главным тараном стал фильм Хуциева (Хуцишвили) «Застава Ильича». Так постепенно в советской идеологии утверждался экзистенциализм. В кинематографе проявились эстетские формалистические тенденции, с одной стороны, и деидеологизация советской истории, с другой. Например, фильмы о гражданской войне утратили идеалы социальной справедливости и приобрели черты вестерна («Неуловимые мстители», «Белое солнце пустыни»). Интерес советских людей сместился к мещанским идеалам, что и отражалось в искусстве. Окончательно революционная идеология была отодвинута в 1967-69 годах с разгромом группы Шелепина. Далее борьба велась между «безродными космополитами» и «великодержавными патриотами». Космополиты создали «мозговые центры»: Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), Институт США и Канады, Институт международного рабочего движения, изучавший западную идеологию.  Кроме этих были организованы экономические институты: ЦЭМИ и советский филиал МИПСА, который возглавил Гвишиани.

 

5

предпосылки глобализации

Маркс и Энгельс считали, что построение коммунизма возможно только во всемирном масштабе, и это верно – иначе сохранившиеся за пределами коммунистической общности частнособственнические отношения будут смущать завистливых и разлагать коммунистическое единение. Однако идеи всемирного единства витали в умах и ранее. Пусть и не явно, их проповедовали ещё розенкрейцеры. Уже они говорили о проникновении во все страны и распространении там собственной «научной» веры, правда, лишь среди избранных (то есть среди «своих»). И эта тайная коллегия учёных магов сложилась и начала действовать.

Генуэзец Мадзини, создавший в XIX веке «Молодую Италию», а потом и «Молодую Европу», к идее международного товарищества рабочих пришёл постепенно. Он изобретал нации, прописывая характер и задачу для каждой из них. Интернационал для него был просто объединением разных народов, в целях борьбы с сильными мира сего. Но для Маркса всемирное объединение было залогом победы коммунизма. Для Мадзини, видимо, Интернационал был лишь инструментом, который после победы можно отложить в сторону, для Маркса он был условием дальнейшего развития и существования. При этом Маркс и Энгельс признавали социализмом (а, следовательно, и коммунизмом) только индустриальное общество, развивавшееся на основе современной им науки и техники. Таковой в их время была только Британия, её они и принимали за образец. Именно там должна была быть свергнута буржуазная власть, и в дальнейшем эти порядки должны были, по их представлениям, распространиться на весь мир.

Ленин программу Маркса принял и пытался осуществить. Его детище – Коммунистический интернационал – было нацелено на ликвидацию частной собственности на средства производства во всём мире и установление всемирной «республики труда». Государство в дальнейшем должно было «отмереть», а, следовательно, собственность на средства производства переходила бы к коллективам предприятий. (Это социализм по Фурье, а не по Сен-Симону). Однако мировая революция не удалась, и Россия на десятилетия осталась единственным островом коммунизма. Это привело к фактическому расколу Коминтерна: в СССР установился социализм «по Сен-Симону». И как предсказывал Сен-Симон, во главе советского общества стоял «священник общий — живой закон», воплощающий в себе самую идею правды. А заграничная часть Коминтерна превратилась в подобие ордена, продолжавшего борьбу. Правда, утратив возможность достижения цели, орден распался, и части его занялись разными «гешефтами».

В экономике тем временем происходили процессы монополизации. И если в России большевики устроили это, так сказать, волюнтаристски, то в других странах монополии образовывались вследствие разорения слабых фирм в конкурентной борьбе на рынке. Монополизация медленный, но естественный процесс при капитализме. А, следовательно, капитализм ведёт к сворачиванию рынка и, таким образом отмирает. Или превращается в иную формацию, как её ни называй.

Середина ХХ века стала временем распространения различных «социалистических» моделей. Кроме коммунистических к ним, безусловно, относятся другие «тоталитарные» общества, построенные фашистами, нацистами, революционными институциалистами, хустисиалистами. Но не только эти. Европейские «демократические» общества в течение ХХ века следовали социалистической идее и воплотили многие элементы социализма. Даже в США программы «новый курс» и «великое общество» были попыткой приспособления социалистических идей к господствовавшей там протестантской этике. А учитывая оппозицию социализма немилосердному рационализму модерна, надо принять и близость социализма к традиционализму. Хотя Маркс и Энгельс такому взгляду пели анафему. Но по факту это так: рационализм немилосерден. Было бы иначе, социализм вообще бы не возник. А поскольку социализм это некоторый возврат к традиции, традиционные общества тоже некоторым образом «социалистические». Я уже не говорю про ислам – это очевидно. Но и японский «милитаризм» тоже вполне укладывается в эти «социалистические» рамки. Итак, очевидно, что идея нового общества, разбившись на фракции, охватывала в ХХ веке практически весь мир. При этом некоторые системы реально претендовали на мировое господство.

В конечном итоге мировым лидером стали Соединённые Штаты Америки. Эта держава, основанная на идеях розенкрейцеров (масонов), изначально была нацелена на мировое господство. Однако эта цель была «глубинной»: её ставили лишь самые посвящённые, и не в какие-то сроки, а «в принципе». Этим Запад отличался от Коминтерна, ставившего целью достижение мирового господства в короткое время, по сути, немедленно. После крушения СССР у Америки не осталось серьёзных противников – «Pax Americana» охватил весь свет. Эйфория в США была такой, что там даже заговорили о «конце истории».

 

экономическое единство и процветание

Как полагали в СССР, построение коммунизма представляло собой триединую задачу: создание материально-технической базы, формирование нового (коммунистического) общества и воспитание нового человека. Материально-техническая база коммунизма в СССР была создана. И не только в СССР. Впервые она была создана в США ещё в 1920х годах – американское процветание, «просперити» – потом вновь в 1950е. В СССР и в Европе – в 1960-80е. То, что население этого «не чувствовало», в данном случае не имеет значения: к хорошему быстро привыкают. Но в 1920е в России люди представляли коммунизм (в материальном отношении) примерно так, как в 1980е жили. Да и Америку всё время «догоняли» потому, что материальная база там уже была.

В сущности «процветание» в Англии было уже в XIX веке. Это не важно, что оно было не для всех. Важно то, что оно было. И Маркс требовал лишь более равномерного распределения доходов среди англичан. К этому процветанию стремились потом и другие «нации», в том числе и советские коммунисты поставили такую задачу – «создание материально-технической базы». Это просто следовало из их программы. К 1980 СССР, в общем, догнал США по уровню жизни. Западные идеологи принялись с тех пор высчитывать у кого уровень выше, но это уже казуистика. Когда победителя определяет только фотофиниш, побеждает формализм: в действительности тут первенства нет, есть равенство. «Соцлагерь» к тому времени сравнялся с Западом; «процветание» охватило и «первый мир», и «второй».

Глобализация началась с «разрядки» международной напряжённости, расширения сотрудничества между Западом и Соцлагерем, образования Торгово-промышленной палаты СССР во главе с генералом КГБ Питоврановым. В дальнейшем в СССР начало создаваться общество потребления. Как и коммунистическое общество, оно опирается на материальное изобилие. Но при коммунизме должно быть изобилие действительно необходимого, в обществе потребления – изобилие желаемого. А это не одно и то же: человек может желать ненужного. Наша жизнь даёт множество примеров этому: наркомания – самый яркий из них.

Одновременно произошло соединение Запада и Соцлагеря, мир стал единым, стала образовываться «земшарная республика», как и предполагал Маркс. Всё это предпосылки «коммунизма», но реального, а не марксова «рая». Мечты всегда воплощаются отчасти, так, что, порой, их хочется обратно отмечтать.

 

новое общество

Что касается нового общества, то эта идея восходит ещё к Платону, а позже целый ряд такого рода проектов был разработан «утопистами». Маркс отказывался признавать их социалистическими на том основании, что они были созданы в доиндустриальную эпоху, и не предполагали опоры на развитую промышленность. Проект общества, созданный Сен-Симоном и его последователями, как раз, поэтому нельзя считать утопическим – в его основе лежал именно индустриализм. И это индустриальное общество было строго иерархичным и идеологизированным – по сути дела теократическим. Термина «социализм» в то время ещё не было, зато существовал альтернативный проект – фаланстеры Фурье, где, напротив, была полная свобода и самоуправление.

Нежелание Маркса описать общество будущего наводит на мысль о некотором дуализме в его взглядах на этот вопрос. С одной стороны он говорит об отмирании государства, замене армии всеобщим вооружением и т. п. С другой – формируется некая новая церковь со своей иерархией (Интернационал) и со своим писанием («Капитал»). На словах у коммунистов полное согласие с анархистами. Однако если бы дошло до дела (революции) союз этот долго бы не продержался. Марксизм использовал творчество масс, но не опирался на него.

У Сталина новое общество получилось строго по Сен-Симону: древневавилонский социализм. Основой его была община, воспроизведённая вчерашними крестьянами в условиях города и завода. То есть крестьянский коллективизм был внедрён в процессы индустриализации и урбанизации. Более того, коллективизм и стал их несущей основой, главной жилой, так сказать. Можно, конечно, вспомнить дискуссии о «милитаризации труда», ставшие теоретической основой  этого общества. Но эта теория из сен-симонизма и происходила, а вовсе не из марксизма. И, как показала практика, она была вполне эффективна: поставленные цели были достигнуты, и социализм был построен. Но тут обнаруживается иная проблема: поскольку монополии уже  контролируют хозяйственную жизнь нового общества, то, в соответствии с историческим материализмом, они начинают контролировать и всю политику. Именно это является базой тоталитаризма, независимо от того, какими символами он орнаментирован. Лозунги не должны вводить нас в заблуждение. Монокультуры, моногорода могут сочетаться с существующими демократическими формами, но реальная власть при этом у того, кто распоряжается хозяйством. И если в ХХ веке тоталитарная власть была ограничена в возможности проникать в толщу общества и в охвате пространства, то современные информационные системы позволяют установить тотальное компьютерное рабство. Это и есть реальное новое общество.

Итак, «новое общество» безусловно, коллективистское. Новое оно только по сравнению с капиталистическим. Это то самое новое, которое хорошо забытое старое. Могло ли это общество дальше развивать свой коллективизм? Могло, и государство отмирать тоже могло. Но не разом и не совсем; и только при победе единого социалистического движения во всём мире, что вообще очень трудно, а потому вероятность такого развития событий невелика. Однако «партия», которая в действительности есть общественная организация, имеющая целью развитие идей (идеологии), вовсе не должна была отмирать. Погибель социализма таилась как раз в росте благосостояния. Многие из числа тех, у кого оно уже поднялось, не захотели больше трудиться на благо других. А неравномерности роста в большом обществе избежать нельзя. Поэтому возникают, так сказать, издержки процветания. В первую очередь вырастают «мажоры» в семьях «номенклатуры». И если бы не это, то всех остальных «врагов народа» власть бы подавила. Но собственные жёны и дети неприкосновенны. Именно по этой причине возникало в своё время требование целибата для монахов и революционеров. И здесь кроется главное противоречие: элита не может жить так же, как весь народ, иначе злоупотребления неизбежны.

 

новый («секуляризованный») человек

Коммунистическая идея «нового человека» восходит к гуманизму и герметизму. Именно гуманисты ставили задачу воспитания совершенного человека (равного Богу). Если христианские добродетели это вера, надежда и милосердие; то гуманисты выдвигали на первый план мудрость, умеренность, сознание своего достоинства. Пико делла Мирандола полагал, что человек должен сформировать себя сам, как «свободный и славный мастер». Он может подняться до звёзд и ангелов, может опуститься и до звериного состояния. Поклонение человеческому разуму выросло из гуманистического самолюбования. В этом обнаруживается обожествление («обожание») человека. Простой человеческий разум признаётся равным Божественному. Ограниченный ум – Уму безграничному, конечное  – бесконечному. Но человек не может оперировать бесконечностью. Рациональные решения не принимают во внимание душевные муки (а порой и физические страдания): «лес рубят – щепки летят». Сострадания рационалист не испытывает, полагая, что рациональное решение улучшает жизнь всем: если не автоматически, то в недалёкой перспективе. Так был рождён духовный мираж. А утрату духовности, переход к рационалистической модели мышления называют секуляриза́цией . Это слово происходит от латинского saeculum – этот (нынешний) век. Здесь имеется в виду  отказ от долгосрочных целей в пользу сиюминутных, пе­ре­ход из сакраль­но­го (священ­но­го) со­стоя­ния в мир­ское (про­фан­ное).

«Отделение церкви от государства и школы от церкви» краеугольный камень идеологии рационализма. Все прогрессисты безоговорочно принимали этот постулат. В действительности же это борьба за духовную власть. Гностическое представление о божественном могуществе человека толкает к отказу от представления о силе не подвластной человеку в принципе. Вся эпоха «прогресса», все последние 500 лет это попытка доказать гностический тезис. И, как видно, эта попытка успешно провалилась. Наука не нашла способов не только создать жизнь, но даже отменить смерть. Наука не нашла способа использовать энергию термоядерного синтеза. Наука даже не видит возможности управлять вулканами, да и вообще слабо знает, что именно находится внутри нашей планеты. Этот перечень можно продолжать очень долго. Но и так ясно, что рационализм не только рай на земле не построил, но и вообще оказался мало результативен. Можно сказать, что главный результат всего этого движения – разрушение природы. Бывшая «служанка богословия» – наука – возомнила себя госпожой. Но беда в том, что слуга всегда выполняет лишь определённую часть дела, а хозяин видит дело целиком. Конечно, и слуга может стать на место хозяина, но для этого ему надо поменять точку зрения.

Гуманистическим идеям следовал и коммунизм. Всестороннее развитие лич­ности в СССР в 1960-80е было важнейшей задачей коммунистического воспи­тания. Коммунистическим идеалом нового человека был коллективист высокого осознания-постижения. Однако уже тогда было очевидно, что нельзя установить некий «необходимый и достаточный» объём знаний, как эталон всесторонности развития. Некоторые авторы, подобно гуманистам эпохи «возрождения», связывали всестороннее развитие лично­сти с наличием свободного времени: «чем больше свободного времени, тем в принципе больше возможностей для все­стороннего прогресса человека». Другие видели непременными качествами всесторонне развитой личности «способность к умственному и физическому труду, активной общест­венной деятельности, коммунистическую убеждённость, высокую этическую и эстетическую культуру». Однако всё это было отвлечённым теоретизированием. Ю. Н. Да­выдов (1962) назвал ошибочным представ­ление об усвоении универсальной культуры в виде индивидуального «поглощения» всей суммы знаний, уме­ний и способностей, указав также на «безнадёжную утопичность» этого пути. Наиболее авторитетное (и наиболее официальное) мнение выразил член ЦК КПСС академик А. М. Румянцев (1968): «Проблема, видимо, заключается вовсе не только и не столько в объёме знаний… главное – проблема со­здания всесторонне развитой и свободной личности сво­дится к созданию всесторонне развитого и свободного общества». Однако это, по сути, подмена задачи. И это свидетельство тупика, в который загнали коммунистов гуманистические идеи.

К тому времени, как писал Ортега-и-Гассет: «массы достигли жизненного уровня, подобного тому, который прежде казался предназначенным лишь для немногих». И это просто вскружило им головы. Люди возомнили себя благородными властителями (хотя в действительности были лишь привилегированными гражданами). Ортега сравнивал «массового человека» с избалованным ребёнком. Безраздельное господство эгоизма подавило всякую духовность. Рационализм стал интеллектуальным стилем «массового общества», а реклама – главным методом манипуляции. Бездуховным человеком манипулировать легко – он просто создан для манипуляций.

Воспитать «нового человека» коммунистам не удалось. Это совершенно не удивительно: попытка была с негодными средствами. Сама эта задача внутренне противоречива: «освобождённый от догм» свободный прогрессивный человек, который «способен подниматься до небес и опускаться до зверства» – это определённо индивидуалист. А коммунизм это строй общин (коммун), то есть коллективов. Следовательно, новый коммунистический человек обязательно должен быть коллективистом. Коммунистический парадокс состоит в соединении рационализма (основа прогресса) и милосердия, позаимствованного у христианства. Этот гибрид был рождён в начале XIX века, когда обнаружилась бесчеловечность рационализма. Мыслители, восхищённые успехами техники, пали на колени перед идолом прогресса. Не смея ему противиться, они пытались «исправить» угнетение людей капиталом, вернув милосердие. Однако если богословие прислуживает науке, то и милосердие лишь убирает «экскременты» за прогрессом. Если «сокровище» наше на земле, то и душа наша под ногами; а другие люди нам лишь орудие, или помеха.

Итак, христиане были более коммунистическими людьми, чем воспитанники коммунистов. А так называемое «воспитание» нового человека в действительности было процессом дегенеративным.

 

нестабильность глобализма

Претензии на глобальное объединение происходят из христианского прозелитизма, но у христиан, да и у розенкрейцеров ещё, это скорее не претензии, а отдалённые цели – «программа максимум». Но революционный европейский рационализм уже возвысился (идейно) над всем «нецивилизованным» миром. Именно он стал основой идеологии империализма. Коммунизм, в этом отношении, ничего нового не внёс.

Однако в отношении свободы коммунизм пошёл дальше. Дело в том, что буржуазная революция отменила церковные нормы, бывшие рамкой для всех «братьев во Христе». Государство же при этом даже усилилось, подобрав некоторые функции, отнятые у церкви. Но если церковь была всеобщей, то государство было только буржуазным – санкюлоты (голодранцы) для него были париями. Поэтому анархо-коммунисты подняли вопрос об избавлении и от государства. Эта идея перекочевала в Коммунистический манифест и далее стала общим местом. И действительно, коммунизм возможен только, если других обществ на планете не будет; а в таком случае государство не нужно. Следовательно, отмирание государства при коммунизме это естественный процесс. Однако в СССР мы найдём очень мало свидетельств отмирания государства. Скорее мы найдём свидетельства обратного хода, но, впрочем, и они мало что доказывают. Зато предостаточно было в ХХ веке свидетельств подавления государства монополиями. И раздаются голоса о «конце государства» и начале эпохи хозяйственных объединений (ТНК). Такой ход развития предполагали и классики марксизма. Учитывая обнаружение ряда признаков коммунизма в современном «постимпериализме», учитывая слова Ленина «государственно-монополистический капитализм это ¾ социализма», следует признать «общество потребления» одним из реальных вариантов «коммунизма». Да, это не то, о чём мечтали. Но мечты никогда не реализуются полностью и в точности.

Фурье в своё время категорически не принимал торговлю и надеялся избавиться от неё созданием фаланстеров, способных производить всё необходимое внутри себя. Другие социалисты и коммунисты были в этом отношении менее резки, но тоже торговлю не приветствовали – именно она, создавая барыши, порождает неравенство. Сегодня мы видим мировое господство торговли. Божия правда на земле не восторжествовала – теперь «невидимая рука рынка» насаждает своё понимание справедливости. Всё подчинено интересам мировой торговли. Но рынок-то не свободен! Монополии диктуют свою волю. Итак, глобализация свершилась, государство отмирает, изобилие достигнуто. Даже новое общество возникло – с лгбт, расширением сознания, распадом семьи и освобождением от совести; и человек просвещён до ослепления науковерием и отупения вследствие оглушения информационным взрывом. Мы достигли того к чему стремились. Но этот сияющий град на холме оказался болотным огоньком.

Однако и транснациональные корпорации не стали в полной мере глобальными. Они даже интернациональными не стали. Их «транснациональность» ограничивается зоной деятельности, а интересы их по-прежнему узки. Но иначе и быть не может – движет ими корысть, а этот мотив не позволяет учитывать «чужие» интересы, ещё менее интересы далёких чужих. Рано или поздно свой «национальный» интерес даёт о себе знать, и «глобализм» рушится. Именно поэтому капитализм не стабилен. Если эту формацию вообще можно называть «капитализмом». Это «глобализм» – позитивистская версия «прогресса» и дальнейшее развитие империализма. Коммунизм же, если будет построен, этого порока иметь не будет, поскольку согласование интересов там должно проходить не стихийно (на рынке), а в совете по экономическому планированию. И это подразумевает не борьбу (за прибыль), а договорённость (по поводу возникающих потребностей). Поэтому теоретически коммунизм может быть вечным строем – «концом истории».