Prenie1

Экономическая власть крестьян в 1920-х годах была огромной. Тогда это был подлинный класс-гегемон. В ходе крестьянской («буржуазной», по Марксу) революции 1917 года крестьянство поручило РКП править государством, и это поручение оно могло отозвать. Это было трудно, но при том раскладе сил – реально. Ленин провозгласил нэп. Нэп отпустил идеологический бандаж, партия погрузилась в размышления, и началось идейное размежевание. Троцкисты держались рационализма, административных методов управления и ориентировались на мировой пролетариат. Те, кто к мировой революции относился, скажем, без фанатизма,  склонны были развивать обычную экономику и демократию, полагаясь на удачу и единство. Таким был Красин, да и вообще большевики.  Они были пролетарской партией, а не защитниками крестьян. Ленин же настаивал на том, что «власть у нас рабоче-крестьянская».  На XII съезде (1923) он критиковал Красина за предложения о привлечении иностранных инвестиций, и съезд Ленина поддержал. Как раз политика Красина таила в себе опасность реставрации, что видел и Дзержинский, считавший, что «нэп должен был устано­вить правильные денежные взаимоотношения между по­требителями и производителями». Установить, а не тупо следовать за конъюнктурой.

Железо, ткани и керосин – основные товары, которые город поставлял деревне. На них город и выменивал хлеб. Вот между производителями этих товаров и существовала конкуренция: какая отрасль получит финансирование для своего «развития». Драка за деньги. Банально, но марксисты об этом твердили десятилетиями. Дзержинский же не был начётчиком: он действительно понимал, о чём речь. Лояльность рабочих держалась на снабжении, то есть на торговле с крестьянином. И крестьянская лояльность держалась только на торговле. Правительство должно было обеспечить обмен, организовать его. Собственно это и есть экономический порядок – правила обмена товарами. Правила, вообще, могут быть любыми – людей это мало интересует, но обмен должен проходить без трения, легко. Это и есть экономическая стабильность, а её следствие – политическая стабильность. Кто хочет дестабилизировать обстановку в обществе, дестабилизирует обмен.

Разные системы обмена должны быть объяснены в одной и той же терминологии. Если этого не удаётся сделать, значит, нет понимания. Если же не удаётся объяснить некоторые «системы обмена», значит, нет понимания  этих некоторых. Но это означает, что и те, которые удалось объяснить, возможно, поняты не до конца, а может быть и не правильно истолкованы.

Ленин в марте 1921 говорил: «…Ставка на международную революцию не значит — расчёт на определённый срок … И поэтому мы должны уметь так сообразовать свою деятельность …, чтобы мы длительное время были в состоянии диктатуру пролетариата удержать…». Мировая революция была провозглашена в качестве политической цели. Отказаться от неё, как и от коммунизма, было отступлением от политических обязательств и могло привести к отстранению от власти. Однако эта политика не задалась. Необходимо было искать новый курс, хотя бы временный, для возможности манёвра. Путей виделось два: мировая революция или «смена вех». Последнее означало в перспективе возвращение предприятий бывшим собственникам и утрату власти. Красин, называвший октябрьский переворот хулиганством, в сущности, был сменовеховцем.  А мировая революция задерживалась.

Пятаков говорил: «Нэп не нужно было вводить. Он восстанавливает препятствия к социализму, которые мы только что уничтожили. Он искажал всю нашу социальную структуру. Теперь к социализму придётся идти, выжигая калёным железом щупальца нэпа, он, как спрут, просунул их во все без исключения области нашей жизни». «Пока в других странах существует капитализм, его система с нашей ужиться не может. Это аксиома. Ленин постоянно твердил: рядом с капитализмом мы жить не можем, либо он нас съест, либо мы его убьём. При этих условиях мировая революция делается основным условием самого нашего существования». «Если мы действительно настоящие коммунисты, … тогда ограничиться, замкнуться в установлении благ социализма в одной стране, мы не можем. Это было бы полной изменой интересам мирового пролетариата».

Вера в мировую революцию, как и всякая вера, носила мистический характер. Но мистики, как и прагматики, включали в своё число представителей разных группировок. Ленин и Троцкий были сторонниками мировой революции. Красин вообще в неё не верил. Он был инженер, представитель торгово-промышленных кругов и либеральной интеллигенции. И все его инженеры ― либералы. Вот это ― «промпартия». Но именно Красин вождь большевиков и твёрдый сторонник монополии внешней торговли. Он долго был вне партии, и лидерами в 1917 стали Ленин и Троцкий. Партия была сцементирована их авторитетом. Ленинцы были менее рационалистичны, чем троцкисты, а потому более прагматичны. Рационалисты же всегда склонны к отвлечённым суждениям. Троцкий терял власть потому, что его политическая линия (мировая революция) зашла в тупик.  Его отодвигали от власти как сторонника отодвигавшейся мировой революции. Троцкий обвинял партийное руководство в развале хозяйства и осуждал его за бюрократизм, якобы потеснивший «рабочую демократию». Именно Троцкий с его «чрезмерным увлечением чисто административной стороной» и Пятаков, на «преувеличение административной стороны» которого указывал Ленин, вдруг оказались борцами за демократию.

Проблема троцкистов была не в космополитизме, а в примитивизме: они не хотели (или не могли) разобраться в сущности событий потому, что не вникали в детали. Как говорил Ленин, у Троцкого всё время речь идёт с точки зрения «общего принципа». И у троцкистов та же беда. Но задачи-то вставали перед ними чисто конкретные. Хотя и тут, надо отдать им должное, троцкисты (Преображенский) указали направление движения. Дальше уже пошла чистая конкретика, в которой троцкисты были не сильны, а правые в том направлении вообще никчёмны. Политический эквилибрист Дзержинский, возможно, сумел бы провести СССР между «дауэсизацией» и гонкой вооружений, но судьба (?) распорядилась иначе.  Сталина же подхватила махина тяжёлого машиностроения. Альтернатива всегда есть, и тогда была. Но она не была реализована, а потому мы не можем сказать, было бы это хорошо, или плохо.  Говорить теперь нужно так: «И создал Сталин в СССР современное машиностроение; и увидели мы, что это хорошо».

Преображенский говорил, что для финансирования промышленности нужно взять средства у крестьянина. Нет, главные средства для промышленности следовало взять из доходов государства от внешней торговли, работы промышленности, из сэкономленных средств и займов у населения. Это говорил Дзержинский!  Мы не научились ещё подсчитывать и считать у себя самих, а в то же время смотрим—есть у мужика деньги лишние, как бы их забрать, – говорил Дзержинский. Он считал, что лишние рабочие, лишняя рабочая сила в производстве «превращает фабрику в собес».

 

После крушения в 1919 году Баварской и Венгерской советских республик РСФСР осталась единственной советской республикой  в мире. Её не признало ни одно государство, кроме Афганистана, который тогда только что образовался. Внутри России существовали остатки разгромленных советских республик: Донецко-Криворожской и Литовско-Белорусской. Эти силы с помощью Красной армии отвоевали территории, где были образованы Украинская ССР и Белорусская ССР. В 1920 году Красной армией были заняты Бухара, Хорезм, Азербайджан, Армения и Грузия. Они тоже были объявлены советскими республиками. Весной 1922 три последних были объединены в Закавказскую СФСР. Это уже был шаг на пути объединения всех советских республик в единый союз. По этому вопросу между Лениным и Сталиным возникло противоречие: Ленин стремился создать федерацию (или даже конфедерацию) – он всё ещё мечтал о соединённых штатах Европы. Сталин, не надеясь на мировую революцию, предлагал образовать централизованное государство с автономными национальными провинциями. На этой почве, при обсуждении вопроса в Грузии дело дошло до рукопашной, когда Орджоникидзе ударил одного из товарищей. Ленин был крайне возмущён, но из-за болезни не мог вмешаться, и просил Троцкого оказать ему поддержку. Дзержинский же напротив вступился за Орджоникидзе.

В ноябре 1922 состоялся IV конгресс Коминтерна. Председателем вновь был избран Зиновьев, членами исполкома от России – Бухарин и Радек³⁶. Куусинен стал заместителем генерального секретаря, ответственным редактором журнала «Коммунистический интернационал», штатным сотрудником агитпропотдела, членом бюджетной комиссии, референтом по Финляндии и Скандинавии и председателем комиссии по связи с движением «Межрабпом», которому принадлежала киностудия «Русь» (позднее им. Горького). Пятницкий – член секретариата, постоянной нелегальной комиссии, восточной комиссии,  бюджетной комиссии и казначей. Бюджет Коминтерна составлял ежегодно более 2 миллионов золотых рублей. Радек – сотрудник агитпропа, заведующий Восточным отделом, референт по Германии и Польше. Обстановка в Германии в 1923 резко обострилась. Советское руководство надеялось на революцию. В Германию были направлены Радек (с августа член постоянной нелегальной комиссии Коминтерна), Стасова, Тухачевский. Они руководили деятельностью агентуры, создававшей склады оружия, готовившей рабочие отряды к ведению разведки и захвату власти. Но лидеры немецких коммунистов, за исключением Тельмана, не проявили решительности. Да и рабочее движение было активно только в Гамбурге, где и произошло восстание. В других местах оно поддержано не было, и было быстро подавлено властями. Это подорвало позиции ленинской группы в РКП. Не меньший урон ей нанесла и тяжёлая болезнь Ленина. С конца 1922 года он почти не мог работать, и большую часть времени проводил в Горках. Состоявшийся весной 1923 XII съезд проходил без его участия. Съезд был открыт «парадной» речью Каменева, провозгласившей «учение Владимира Ильича» абсолютно верным. На специальном заседании рабочие выражали «свою искреннюю преданность главарям»:  «уважаемому всеми» Ленину, «великому народному вождю» Троцкому  и «другим соратникам». Резолюция съезда указывала: «В переживаемый период РКП руководит и должна руководить всей политической и культурной работой органов государственной власти, направляет и должна направлять деятельность всех хозяйственных органов республики. Главная ответственность за работу хозяйственных и общегосударственных органов лежит на РКП, ибо она одна исторически призвана быть действительным проводником диктатуры рабочего класса». Политбюро, где влияние приобрели Каменев и Зиновьев, стремилось оттеснить Троцкого, вменяя ему  недооценку роли крестьянства. Было принято решение о расширении ЦК, хотя Троцкий, опасаясь потери «оформленности и устойчивости», предлагал создать над ЦК «Совет партии». Поддержал его только Рыков. В аппарате ЦК важнейшую роль стал играть Учраспред, внедрявший регулярный учёт партработников. Был налажен учёт беспартийных «спецов» и коммунистического студенчества. Основной опорой партии Сталин назвал губкомы. (А Троцкий говорил: «губкомовская обломовщина»). Секретарей партийных ячеек, выполнявших преимущественно технические функции, стали заменять парторганизаторами. Кое-где создавали группы ячеек, делая самую большую базой для ведения партийной работы. Красин, боровшийся за усвоение опыта обретённого в «процессе борьбы со стихией вещества и силы», требовал допустить в ЦК хозяйственников, которые, по словам Преображенского «бессознательно отражали переход промышленности на рельсы товарного хозяйства». Экономическая стабилизация привела к распаду старых фракций, но появилась нелегальная «Рабочая правда». Красин, Ларин, «Рабочая правда» отстаивали интересы промышленности. Руководящая группа ЦК защищала крестьян. Она разгромила парторганизацию в Омске. В Туркестане в ходе чистки была исключена половина членов партии, а ЦК КП Туркестана превращён в крайком. В Бухаре партия была сокращена в 14 раз. Компартию Грузии сократили на треть за счёт непролетарских элементов: рабочих в ней было всего 13%. Но и в РКП их было только 40%. Выходцев из других партий в РКП было 30 тысяч , а старых большевиков только 10 тысяч. РКП скорее была наследницей ПСР, чем РСДРП. Её разъедали «хозяйственное обрастание», пьянство, иногда граничившее с разложением партии.

Проводимая политика не соответствовала программе РКП. Коммунистические реформы были отброшены, плана перехода к социализму не было. В земельном вопросе большевики с 1917 проводили политику эсэров. Да и революция была крестьянской, большевики лишь пытались её оседлать. РКП изначально опиралась на крестьянство. Причём не на крестьянство в целом, а на небогатое «расейское» крестьянство. Этот «класс» очень быстро «раскрестьянивался», уходя в города и на стройки. Он целиком занимался отхожими промыслами и гораздо ближе был к марксовым «пролетариям», чем квалифицированные заводские рабочие. Поскольку промышленность находится в руках государства, – говорил Раковский, – мы имеем государственный капитализм. Но Каменев считал, что государство стало приказчиком крестьянства, а экспорт хлеба есть смычка деревни с индустриальной Германией. Он видел государственный капитализм в этой торговле и, также как Троцкий, признавал врагом скупщика, который крестьянские промыслы объединял и сплачивал. Всё это рождало мысль, что индустриализация это и есть строительство социализма. А по представлениям самих  крестьян, «большевики» («ядро ЦК») были их сторонниками. А «коммунисты» – уклон рабочий, производственный – противниками. Сотрудничество между пролетариатом и крестьянством Каменев назвал основной идеей большевизма. Ленин в «Письме к съезду» указывал: «Наша партия опирается на два класса». Назвав Сталина и Троцкого «двумя выдающимися вождями современного ЦК», он связал отношения между ними и отношения между «классами». «Производственник» Троцкий был обвинён «ядром ЦК» в «недооценке роли крестьянства». Противостояние крестьян и буржуазии существовало со времён итальянских коммунальных революций (XIII века). Это – тема старинная. Она указывает на действительное внутреннее положение большинства стран, где крестьянство преобладает.  Итальянские коммунисты не поняли [что надо сомкнуться с крестьянством], — говорил Зиновьев, – а Муссолини понял и опёрся на крестьянство. Фашисты, – говорил Бухарин, – усвоили и применяют на практике опыт русских большевиков:  быстрое собирание сил, энергичное действие крепко сколоченной организации, система бросания своих сил, «учраспреды», мобилизации.

Во внутренней торговле около 55% оборота падало  на частный капитал. А из сочетания торгового капитала и кустарничества вырастали частные «заводики». Кустарная промышленность за год дала продукции на 415 миллионов рублей золотом (государственная – 954 миллиона). В целом государственное хозяйство по размерам продукции в пять раз уступало «мелкобуржуазному производству», а управление им было менее эффективным. Это толкало хозяйственников действовать подобно капиталистам. Образовалось расхождение между общими задачами и отдельными интересами, между интересами сегодняшнего дня и завтрашнего. Вместо государственного торжествовал простой капитализм: тресты, забыв, что являются приказчиками одного хозяина, начали между собой торговать, спекулировать. Государственная торговля плодила «новых нэпачей» в лице комиссионеров. Нэпманы, пользуясь железными дорогами по твёрдым государственным ценам и, продавая свой товар по рыночным, фактически присваивали некоторую неоплаченную часть угля и прочего. Таким образом, происходило переливание государственного достояния в частные руки. В деревне сокращались технические культуры, количество скота, снижался технический уровень. Эта пастораль вполне устраивала бедняков, но «крепкие хозяева» были заинтересованы в развитии. И властям необходимо было остановить регресс. Была поставлена задача возвращения на европейские рынки, захваченные за время войны американцами. Сокольников, Бухарин, Пятаков, Фрумкин выступали против сохранения монополии внешней торговли. «Бухарин становится на защиту спекулянта, мелкого буржуа и верхушек крестьянства против промышленного пролетариата, который абсолютно не в состоянии сделать Россию промышленной страной, — писал Ленин,—  без охраны её никоим образом не таможенной политикой, а только исключительно монополией внешней торговли».

Промышленность оживилась, и рост цен сократился в несколько раз, но работали в убыток. Промышленный подъём обеспечивал партии поддержку рабочих, которые давали в кредит государству часть заработка «на усиление развития промышленности». Государственные предприятия были объединены в тресты, и Каменев предлагал передать им средства, которыми они распоряжались, чтобы под них можно было брать кредит. Его поддержали Троцкий, Пятаков и Калинин. Зиновьев, Молотов, Рыков и Сталин были против. Фактически это было бы разрешением продавать государственные предприятия за долги: затруднения при возврате кредита открывали дорогу для хаотической денационализации. Мы живем, – говорил Чубарь, – в значительной части за счёт кредита рабочих и крестьян. Но многие спецы хотят в суматохе сорвать то, что поможет им встать на ноги как собственникам, и через два-три года выгодной работы предприятия приобрести себе завод. Съезд признал государство владельцем основных средств производства. Троцкий говорил: «Мы собираемся проходить через стадию первоначального социалистического накопления». Вообще, слово «первоначальное» было здесь совершенно неуместно, но денег не хватало. Троцкий вдохновенно описал первоначальное капиталистическое накопление, отметив чудеса героизма, подвижничество и аскетизм «мелкого хозяйчика» и призвал с такой же страстью бороться за советский пятак. «Береги советскую копейку», – учил он. – Финансирование предприятий есть управление промышленностью. Кто финансирует — тот командует. На Западе командовал финансовый капитал. И в СССР финансовый аппарат – ВСНХ с приданным ему Торгово-промышленным банком – становился, основным аппаратом управления промышленностью. Но, в отличие от западных стран, целью было не быстрое обогащение, а, напротив, рациональное развитие на ряд лет. Съезд постановил направить усилия на поднятие, прежде всего, тяжёлой индустрии, «которая одна только может явиться прочным фундаментом действительно социалистического строительства».

Председатель ВСНХ Богданов пытался ввести запрет на снижение ассигнований в топливную и металлургическую промышленность. Его поддержали Ломов, Красин, Чубарь, Сулимов, Микоян, Рухимович, Шварц, Скрыпник.  Рыков, Андреев, Пятаков, Ногин, Лашевич, Троцкий были против. Троцкий устоями планового хозяйства назвал армию, транспорт и тяжёлую промышленность. Отказавшись от универсального планирования всего и вся,  большевики взялись за планирование «командных высот». Созданный при СТО Госплан стал штабом, решавшим общегосударственные хозяйственные вопросы. Нужна была перспектива на год, а может быть, и на пять лет, чтобы хозяйства не жили тем, что сегодня дают, а завтра отнимают. Сложившееся разделение труда между республиками содействовало объединению в Союз. Единство областей, разорванных в период революции, восстанавливали (наряду с рабочими-великорусами) государственный аппарат и торговцы. Следовательно, они должны были составить новые политические силы: промышленников, чиновников и торговцев.

Области СССР различались более, чем иные страны, а ведомственные планы, вырабатываемые в Москве, не учитывали местных вопросов. В экономических противоречиях скрывались истоки национализма. Рыков предложил передать часть функций центрального правительства областным исполкомам и перейти к выборности областных органов, как советских, так и партийных. Ленин, исходя из буржуазного характера революции, отстаивал право наций на самоопределение, но это лишь усиливало местную буржуазию. «Кроме права народов на самоопределение, – говорил Сталин, – есть ещё право рабочего класса на укрепление своей власти». Русские пролетарии (по сути, крестьяне-отходники) были спаяны общей целью – пробиться в город (в «буржуинство»). Они и стали потом рабочими пятилеток, давали стране угля, завоевали пол-Европы, а позже превратились в застойное болото и профукали свою империю. Они и были опорой большевизма, который, по словам Бухарина, копировали европейские фашисты. Это была русская ситуация: между Востоком и Западом. Между краями – центр. Запад и Восток смотрели на СССР, как на опытное поле.  Резолюция съезда по национальному вопросу провозглашала Союз Республик первым шагом к созданию будущей всемирной Советской республики труда. Но сменовеховцы говорили, что Коминтерн проводит идею единой неделимой России. Они приобрели массу сторонников среди советских чиновников, и даже в составе ЦК, по словам Сталина, раздавались речи, «не имеющие ничего общего с интернационализмом». «Партийное болото» склонялось к великодержавности. Может быть, Калинин отражал эту позицию, но высказаться он отказался. Сталин назвал несообразностью уступки национальным течениям: русские коммунисты должны бороться с русским шовинизмом, а нерусские коммунисты – со своим национализмом. Националисты это народники. А интернационалисты – империалисты. На Кавказе армянские торговцы в городах составляли  большинство населения, и после революции Грузию захлестнул национализм. Равенство, принесённое туда советами, «мелкобуржуазные массы» восприняли, как русификацию. Грузинские власти в 1922 даже пытались закрыть границы для беженцев из голодных губерний России.

Политбюро было сохранено в прежнем составе. В ЦК были избраны впервые: Киров³⁷, Микоян³⁸, Цюрупа. Вновь избран Лашевич (в то время председатель Сибревкома). Сапронов не был избран. Куйбышев избран председателем Центральной Контрольной комиссии, поэтому в ЦК не избирался.

Монополия в металлургической промышленности повысила цены. Государственные корпорации их выдержали, а крестьянам не хватило средств. Поэтому три четверти произведённого в 1923 году сельскохозяйственного инвентаря осталось на складах. Соответственно, заводы не получили доход, а рабочие зарплату. Тогда зампред ВСНХ Пятаков приказал поднять цены на сельхозинвентарь. К осени товарооборот остановился, возникло недовольство и рабочих, и крестьян. Похоже, что Дзержинский был едва ли не единственным в руководстве партии, кто понимал, что происходит. Для монополии конкуренции нет, ― говорил он, ― нет и опасения банкротства, «ибо прогореть тут может только само государство». Не зря он вёл бухгалтерию СДПЛК. Этот экономист-практик сходу улавливал тенденции.  Дзержинский требовал «понижать … цены путём увеличения производительности, улучшения организации … труда, резкого сокращения … накладных расходов, … экономии топлива и сырья».  Всё это против эгоизма «пролетариата», но за его реальные нужды. В союзники Дзержинский призвал Сталина, и добился в конце декабря образования в Госплане комиссии по вопросам металлопромышленности во главе с Кржижановским.

В январе 1924 на сельскохозяйственный инвентарь были установлены цены на уровне 1913 года, и склады вскоре опустели. Линия Дзержинского победила, а его авторитет вырос.

В феврале он был назначен председателем ВСНХ, и уже 30 мая провёл решение пустить стоявшие с 1918 года Юзовский, Екатеринославский и Краматорский заводы. Это позволило поднять производство чугуна в СССР на 40 %. Однако потребность была на порядок больше. Фактически в советской экономике действовала схема Туган-Барановского, поэтому  производство  не превышало спрос, оно им ограничивалось. А должно ли оно выходить за его рамки? Ведь это повлечёт кризис перепроизводства, а затем депрессию. Это и есть капиталистический цикл, который на подъёме (бум) позволяет задирать цены. Коммунисты хотели уйти от этого: цены следовало опустить до минимума, производство не должно было превышать спрос. Оно ориентировалось не на прибыль, а на обеспечение всем «пролетариям» (это было привилегированное сословие!) возможно высокого уровня жизни. При такой системе кризисов не будет, но неизбежен временный дефицит товаров той или иной группы. Очевидно, тем не менее, что капитализм в сравнении с такой экономикой («социализмом») более примитивен.

 

Переход к нэпу был уступкой крестьянству. Никакой смычки в действительности достигнуто не было. Это была победа крестьянства. Что касается рабочих, то в 1919 из названия правящей партии исчезло слово «рабочая». Ленин тогда сказал (отвечая Ларину), что всякую мелочь сохранить нельзя. Его позиция проявилась и в противостоянии с «рабочей оппозицией». Он был коммунист, рабочие и крестьяне для него были «полезными идиотами» − было у него такое выражение. С введением свободной торговли хлебом Наркомпрод потерял своё значение, и Цюрупа в 1922 стал наркомом рабоче-крестьянской инспекции (государственный контролёр, по-старому). До него эту должность занимал Сталин. Но в июле 1923 Цюрупа сдал эту должность Куйбышеву и занял важнейший пост в советской экономике – председателя Госплана СССР. Цюрупа занимал должности в правительстве, в партии большого авторитета не имел. К тому времени у Ленина в Совнаркоме и СТО появился третий заместитель – председатель Моссовета Каменев. Не смотря на не участие Ленина в работе, пока он был жив, соотношение сил в руководстве, было, как бы заморожено. После его смерти в январе 1924 перестановки стали неизбежны.  В феврале состоялся пленум ЦК, на котором секретарём ЦК (третьим) утверждён Андреев, который тогда поддерживал Троцкого. Одновременно Троцкому был назначен заместителем Фрунзе.  Каменев был как бы центральной фигурой, он и председательствовал на заседаниях Политбюро. В феврале Каменев занял должность председателя СТО (в тот момент это был едва ли не трон). Председателем Совнаркома (премьером) стал Рыков. Председателем ВСНХ стал Дзержинский, который был освобождён от НКПС. Политбюро разделилось – ещё осенью 1923 началась борьба за лидерство: Зиновьев против Троцкого. Троцкий и его сторонники (Преображенский, Бубнов, Сапронов, Овсеенко и др.) выступили против «диктатуры аппарата». Зиновьева поддерживали Каменев и Сталин. Рыков и Томский в этой грызне не участвовали. По своим способностям Троцкий имел больше оснований претендовать в то время на власть. Первым препятствием был его «небольшевизм» − он был «из другой песочницы». Вторым препятствием – его жестокая прямолинейность. А третьим препятствием – амбиции Зиновьева, который как давний помощник Ленина считал себя его наследником. Большевики-вперёдовцы, лидерами которых были Луначарский и Красин, выдвигали идеи «пролетарской культуры» и «богостроительства». Пешков (Горький) говорил: «масса обретает бога внутри себя». Эта большевицкая мистика привела к созданию мавзолея Ленина. На этой же волне был проведён так называемый «ленинский призыв» в партию,  когда в феврале было принято 200 000 кандидатов в члены партии из числа рабочих. Им даже позволили участвовать в выборах делегатов на съезд партии. Здесь совершенно очевиден аппаратный ход – стремление утопить в потоке новых членов мелкие группы опытных политиков.

Не смотря на, идеологическое противостояние, и на Западе, и в СССР  накопление капитала происходило в то время за счёт экспроприации богатств остального населения. Так говорил Варга, изучавший послевоенный экономический кризис. В Германии, где коммунисты ориентировались больше на квалифицированных рабочих, склонных к сделке с хозяевами, инициативу перехватили фашисты, усвоившие тактику и организацию большевиков. В результате вместо мировой революции началась капиталистическая стабилизация. Дискуссия в РКП суть момента не выявила. Троцкий требовал прислушаться к голосу широких партийных масс, а бюрократизацию партийного аппарата считал явлением социальным, называя её источником государственный аппарат, где сочетались и трения, и соглашения классов. Но «губкомовская обломовщина» знала, что Троцкий вовсе не «демократ», что его  цель – всё перетряхнуть, и вместо губкомов создать всесоюзный «цектран». Это не позволяло ему быть откровенным и последовательным, и Сталин его на этом ловил. Сталин считал опасной не бюрократизацию аппарата, а отрыв партии от беспартийных масс. Связь партии с послереволюционным пролетариатом  была чрезвычайно слаба. Поэтому Троцкий, не надеясь на быстрый рост производственных ячеек, «барометром партии» назвал ячейки учащихся. В них собирались люди из деревни, из города, из учреждений и из армии и, обогащаясь знаниями, вырабатывали объективное мировоззрение.  В брошюре «Новый курс» он писал: «Партия живёт на два этажа: в верхнем – решают, в нижнем – только узнают о решениях». Сталин требовал, чтобы оппозиция предъявила факты, указывающие на перерождение кадров. Но смена поколений не была выдумкой Троцкого, и отмахнуться от этого вопроса было нельзя. Поэтому XIII партконференция (январь 1924)  приняла решение увеличить пролетарское ядро, поставив задачу привлечь в ряды РКП не менее 100 тысяч новых членов. К маю в партию вступило около 300 тысяч рабочих «от станка». Оппозиция вынуждена была отступить, победила «основная линия партии».

От съезда к съезду нарастали так сказать «ритуальные» действа в ущерб работе. Решения постепенно всё более уходили за кулисы.  Как заметил Преображенский, правда была в том, что в политике не всегда надо говорить правду. Призывы Зиновьева и Преображенского о необходимости выяснить суть происходящих процессов не могли быть восприняты XIII съездом, состоявшим большей частью из людей практических. Всякая общественная теория отражает интересы «больших групп людей». И каждая такая группа отстаивает свою «гипотезу». Поэтому вожди-теоретики всё более разносились общественными течениями в разные стороны, и уже с трудом могли договориться.

На самом деле «пролетарская власть» опиралась на крестьянство, но эта инертная и рыхлая «масса» была ненадёжной опорой. Теоретически социализм представлялся в виде всенародного кооператива, а в социальном отношении довлела традиция опоры на бедноту. Практически экономическая мощь Советского государства росла вместе с ростом товарной продукции сельского хозяйства, то есть поставками этой продукции на рынок. Но поставляли её в основном зажиточные крестьяне, «кулаки».  Отторгнув «кулаков» и духовенство, коммунисты были вынуждены опереться в деревне на учительство, которое ранее было опорой эсэров.  «Приводом» должны были стать землячества рабочих в профсоюзах. В деревне центром становилась изба-читальня, в совет которой входили бы представители советов, парторганизаций и кресткомов. Эти идеи продвигали Крупская и председатель Совнаркома Рыков. Комитеты взаимопомощи (кресткомы) должны были стать основой коммунистического влияния, проводя идеи кооперации и юридическое просвещение, поскольку сами бедняки не знали законов, а их дети зачастую не посещали школы.  Но в деревне большую силу имел комсомол. Комсомольские работники напоминали, что половина  учителей – сынки и дочери попов. Школа готовит оболтусов, – говорил Шохин, – которые тянутся из деревни в город. Школа не ухватывается за ту жизнь, которая окружает её. Политбюро выставило докладчиком Калинина, председателя ВЦИК, который, фактически, взял кулака под защиту. При этом он ссылался на Ленина, апеллировал к  экономической географии и равнял частные капиталы с кооперативными и государственными. Развитие товарности он назвал главным двигателем социализма в деревне. Каменев же говорил об эксплуатации крестьян ростовщическим капиталом, почему для организации мелкого сельскохозяйственного кредита и был создан сельскохозяйственный банк.

Кризис 1923 года был завершён понижением цен на промышленные товары. Но для этого пришлось преодолеть сопротивление организаций, преследовавших цеховые или ведомственные  интересы. «Ядро ЦК» в тот момент именно в торговле видело основную экономическую задачу. Государство в  опте контролировало 77%, но в рознице 84% имел частник. Кооперация торговала  плохо и дорого. Преображенский говорил, что она не контролируется ни снизу, ни сверху. Фактически «аграрии» («основная линия») противостояли «индустриалам» (не только оппозиция). Крайние фланги обозначали Калинин и Троцкий. Не случайно Троцкий в своих мемуарах именно Калинина называет первым из числа не симпатичных ему. Идее перманентной революции противостояло благодушие «основной линии партии». Наш план заключается не в абстрактных схемах, – говорил Каменев, – а в денежной реформе, которая базируется на расширении товарооборота, а значит и производства. Однако тресты пытались прятать прибыль. Происходил перелив капитала из государственного сектора в частный, чему как раз способствовала бесплановость. Но подавив «рабочую оппозицию» партия всё же вынуждена была идти по линии того, что назревало в рабочем классе. Мы живём в такой период, – говорил Преображенский, – когда вопрос о социалистическом накоплении имеет центральное значение. Оно продлится с десяток лет, «пока мы не получим экономического преимущества над мелким производством на основе накопленного советского капитала». «С момента своей победы рабочий класс не может относиться к собственной рабочей силе, здоровью рабочих и условиям их работы так, как к ним относился капиталист, – писал он уже после съезда. – Это является серьезнейшей помехой, темпам  социалистического  накопления,  которой  не  знала  капиталистическая промышленность  в  первоначальный  период  своего  развития».  «В  отсталой сельскохозяйственной  стране  это  накопление,  в  силу  необходимости,  сыграет колоссальную  роль, – писал он. –  Первоначальное  накопление  будет  преобладать  в  период индустриализации…  Поэтому  мы  должны  характеризовать  весь  этот  период  как период первоначального, или подготовительно, социалистического накопления». В  противовес «социалистическому  накоплению»  (определяемому  как  накопление    прибавочного  продукта  в  самой социалистической  экономике), – пояснял позже Глюкштейн. –  Преображенский  выдвинул  идею  «первоначального социалистического  накопления»,  которое  он  определял  как  «накопление  в  руках государства материальных ресурсов, получаемых, главным образом, из источников, находящихся  вне  государственной  экономической  системы». В сущности, эти идеи развивали взгляды Ленина («мы Деникию и Колчакию завоевали») и подтверждали правоту областников. Ядринцева, например («Сибирь, как колония»). Преображенский призывал грабить эти завоёванные колонии, также как Запад грабил свои колонии в период «первоначального накопления капитала». А Дзержинский, Рыков, Сталин (т. е. правые) призывали развивать периферию.

Оппозиционеры выступали на стороне промышленности и предлагали увязывать деятельность различных отраслей, исходя из продуманного заранее плана хозяйства. Преображенский ставил вопрос об управлении государственным хозяйством, как единым целым. Сила советского хозяйства не в силе отдельного предприятия в сравнении с капиталистическим, – говорил он, – а в силе всего государственного  комплекса. Плановое хозяйство представляет то звено, – утверждал Кржижановский, – посредством которого мы переходим от капитализма к социализму, т. е. удовлетворяем основные требования широких рабочих и крестьянских масс. Между государственным капитализмом и социализмом нет никаких промежуточных ступеней. Как тот, так и другой основаны на «всенародном учёте и контроле производства и распределения продуктов». Плановое хозяйство есть развёрнутая форма этого «всенародного учёта и контроля». Следовательно, хозяйственный план является неразрывным звеном этой монопольно-государственной капиталистической системы. Мы строим здание государственного капитализма, – продолжал он, – но мы не дадим власти денег стать над нами. Под нашим товарооборотом мы не можем забыть целевое назначение продуктообмена.  Если этот продуктообмен между рабочими и крестьянством подорвётся, положение наше резко изменится в худшую сторону. Дзержинский, в сущности, проводил в промышленности линию, близкую к оппозиционной, но, не вдаваясь в теорию, занимался конкретными вопросами. Секрет его влияния раскрывают, видимо, слова Каменева: «если бы мы не имели роста народного хозяйства, улучшения положения рабочего класса, мы были бы побеждены оппозицией во главе с Троцким».

В то время в Секретариате ЦК имелось 694 сотрудника, из них 173 беспартийных, которые работали бухгалтерами, машинистками, курьерами. Был образован Отдел информации с задачей осведомления ЦК о настроениях на местах, а также и мест о том, что происходит в центре. Был установлен перечень должностей («номенклатура» – всего около 3 500), назначение на которые контролировал ЦК.  ЦКК формально была органом съезда, но её политическая линия «выражалась в безоговорочной поддержке ЦК». Председатель ЦКК Куйбышев стремился кардинально улучшить государственный аппарат и построить государство будущего. Фабзавкомы, которые «рабочая оппозиция» предлагала превратить в органы управления промышленностью, ЦКК-РКИ сделал своими щупальцами. Они «содействовали» ему в деле «изучения» административных и жилищных органов, коммунального хозяйства, кооперативов и торговли. Работы ЦКК-РКИ  велись неторопливо, проблемы изучали досконально.

Первые годы нэпа рост партии шёл преимущественно за счёт крестьян и служащих. В 1924 в ней было 75 000 рабочих «у станка», 95 000 крестьян «у сохи», 58 000 военных, 44 000 учащихся и остальных – 199 000. «Остальные» были большей частью чиновники. Лозунг широкого вовлечения в партию рабочих был выдвинут как ответ Троцкому. «Дело не в борьбе поколений, – утверждал Молотов, – дело в классах, которые имеются в нашей стране и которые продолжают бороться, не смотря на то, что мы имеем Советскую власть». Слабость оппозиции состояла не столько в силе аппарата, сколько в отсутствии демократических традиций в обществе. Большинство людей в СССР просто не умели действовать в этом ключе. Именно поэтому, как говорили делегаты, «за тем, кого обвиняли в бюрократизме, весь рабочий класс пошёл». Сторонники «основной линии» приводили, как отрицательный пример, эсэров, у которых в партии была полнейшая демократия: «кто не захочет, – вали, вступай». «Когда разведём демократию, – говорил делегат Захаров, – тогда наша партия начнёт разлагаться». Съезд констатировал «рост политической активности и сознательности враждебных и полувраждебных слоёв». Новой буржуазией были названы кулаки в деревне, нэпманы в городе.  Съезд посчитал необходимым бороться с тенденциями узкой «классовости» в подходе к молодёжи и пионерскому движению, ведущими к уступке руководства этими слоями «буржуазным элементам». Аналогичная позиция была занята и в отношении женского движения. Здесь капиталистическая политика коммунистов особенно заметна: именно капитализм требует «раскрепощения» «женских трудящихся масс», для использования их в общественном производстве, то есть для эксплуатации. Отсюда и феминизм. Коммунисты и в этой области выполняли задачу буржуазной революции, становясь, таким образом, агентами буржуазии.

На XIII съезде  в мае 1924 в ЦК  были избраны Каганович³⁹, Красин, Кржижановский, снова избран Бубнов. Радек не был избран. В Политбюро освободившееся место занял Бухарин. Дзержинский, Сокольников и Фрунзе  стали кандидатами в члены Политбюро. Каганович назначен секретарём ЦК.

На посту председателя ВСНХ Дзержинский обратился к плану Гусева и предлагал развивать тракторостроение, выступая против замыслов СТО (Каменев) увеличить закупки тракторов за границей. Подав в июле 1924 года протест в Политбюро, Дзержинский превратил Политическое бюро ЦК в суд высшей инстанции. Не Сталин захватил власть. Она оказалась в Политбюро вследствие слабости СТО. Слабости экономических решений, которая быстро обращается в слабость политическую. Дзержинский вникал в детали и, контролируя процесс, обретал силу. Каменев же, как и Троцкий, исходил из «принципов», полагая детали не важными. Дзержинский прагматично развивал экономику. Оппортунист и прагматик Сталин его поддерживал. Против них были догматики. Прямолинейные догматики «троцкисты» (Пятаков и другие), «интеллигентные» догматики (Сокольников-Бриллиант и Каменев-Розенфельд), «пролетарские» догматики из профсоюзов (Томский-Ефремов). В январе 1925 Дзержинский, лоббируя интересы Главметалла, заявил на Пленуме ЦК, что определение политики в промышленности Наркомфином нельзя считать нормальным. Петровский (родом из Екатеринослава, по профессии − токарь),  поразмыслив, предложил, «чтобы направлял политику не товарищ Сокольников (наркомфин), а Центральный Комитет».  В результате Пленум решил, что Наркомат финансов и СТО (то есть финансистов) нужно ограничить. Но ведь это было выступление промышленников против финансового капитала! Вряд ли многие члены ЦК могли внятно объяснить свою позицию, но они чуяли и блюли свои интересы. Пленум одобрил доклад Дзержинского и разрешил увеличить производственную программу на 15 %. Так вопросы финансирования вышли за пределы Наркомфина и стали предметом обсуждения в ЦК, который здесь выступает в роли парламента – определяет политику.

Итак, «хозяйственных» позиций было две: 1 ― Наркомфин и СТО («финансисты»), стремившиеся не допустить «разбазаривания» денег, и 2 ― Главметалл (наследник дореволюционного «Продамета»), стремившийся заработать на производстве металла. Была, вообще, и третья позиция, но уже за пределами «пролетариата». Это было крестьянство. Оно, с одной стороны, было населением завоёванных колоний «Деникии» и «Колчакии», а с другой стороны оно же было опорой рабоче-крестьянского государства. Финансисты и металлисты, как и крестьяне, исходили из частных интересов. Ленин и Дзержинский исходили из интересов государственных, которые состояли в единстве рабочих и крестьян. Именно это единство только и могло придать государству силу и прочность. Поэтому Дзержинский искал средства для развития в повышении производительности труда и сокращении непроизводственного потребления. Предполагались и займы у населения. Всё это позволяло получать финансирование помимо Наркомфина. ВСНХ, таким образом, превращался в банк.

Летом 1924 состоялся V конгресс Коминтерна. Председателем избран Зиновьев, членами исполкома от России – Бухарин, Сталин, Каменев и Рыков; кандидатами – Сокольников, Троцкий, Лозовский, Пятницкий. Членом ИККИ от Украины избран Фрунзе, от Финляндии – Куусинен. Куусинен и Пятницкий вошли в состав секретариата и бюджетной комиссии.

Борьба за руководство после смерти Ленина не могла не начаться. Порядок передачи власти в ЦК не был определён. Ленин в последние месяцы ясно это понимал и пытался найти выход. Но предлагаемые им меры не годились, потому, что за пределами своих сил он действовать не умел. А мёртвый живой силы не имеет. Ленин больше всего боялся раскола в ЦК. Но существовавшее при нём единство опиралось исключительно на его собственный авторитет. Со смертью Ленина была потеряна основа этого единства, и оно распалось. Попытка поставить на место Ленина «доброго» Каменева, который стремился всех помирить, была безуспешной – Ленин никогда никого не мирил, он всех «увязывал». Естественно, что первая трещина побежала между крупнейшими группировками – большевиками и межрайонцами, так сказать «образца 1917 года». Именно поэтому важнейшим актом стало издание Троцким «Уроков Октября» − руководство захватом власти давало право на власть. Другого легитимного основания в 1924 году не было. Но революция выдохлась, продолжения её никто не хотел. Наоборот, кадетами была выдвинута идея «смены вех». Эта идея призывала признать новую власть и начать с ней сотрудничать. Но и власть должна была пойти на уступки. Нэп и свобода творчества уже были такими уступками. Во власть стали приходить деятели более умеренных взглядов. Даже в ЦК появились такие люди: Киров, Микоян. В Политбюро против крайностей были Каменев, Сталин, Рыков, Томский. Троцкисты нигде большинства не имели, а все вопросы теперь решались голосованием.

 

Русский государственный  капитализм не имел избытка капитала и напоминал японскую экономику, в которой господствовали группы собственников (дзайбацу), получившие ресурсы от государства. «Послевоенные перспективы русской промышленности» описал профессор Гриневицкий в Харькове в 1918 году. Эта книга стала отправной точкой плана ГОЭЛРО, и всего дальнейшего хозяйственного планирования. Пятаков требовал «ясно определить, какой вид примет наша промышленность через пять лет. Это есть исключительно волевая задача», – считал он. Дзержинский в этом вопросе  был гораздо более осторожен. Он говорил, что план развития промышленности должен в первую очередь считаться с финансовыми и материальными возможностями государства. План должен соотноситься с темпами развития сельского хозяйства, главного контрагента государственной промышленности на внутреннем рынке.  В январе 1925 в ВСНХ по инициативе Пятакова и  во главе с ним было образовано Особое совещание по восстановлению основного капитала (ОСВОК). Но Дзержинский тогда  запретил «Торгово-промышленной газете» пропагандировать его взгляды. В мае в Госплане была создана Комиссия об основном капитале под председательством Цюрупы, изучавшая положение во всём народном хозяйстве.

Внутри «пролетариата» вокруг металлистов формировалось левое (троцкистское) крыло. Его упрощённый рационализм толкал то к подъёму цен, то к требованию государственных субсидий. Углубившись (вслед за Дзержинским) в экономику, левые заговорили о накоплении капитала. В феврале 1925  Пятаков предложил создать амортизационный фонд, наполняемый за счёт увеличения «прибавочной стоимости» (повышение норм выработки и снижение зарплаты), присвоения прибавочного продукта сельского хозяйства (отъёма у крестьян) и займов за рубежом. Это вполне рациональный капиталистический хозяйственный подход, а рационализм и есть идеология капитализма. Накопление (по Марксу), это главная историческая задача именно капитализма. И Ленин говорил, что если капитализм не успеет достаточно «накопиться», «пролетариат» должен будет выполнять его задачу: «накоплять» нужные производительные силы. Послеоктябрьская Россия стояла перед задачей выполнения исторической миссии буржуазии. Поэтому и возникла необходимость планового развития (накопления) производительных сил (капитала).

 

В январе 1925 Троцкий был снят с поста военного министра и вместо него назначен Фрунзе (большевик), заместителем к нему назначен Лашевич (ленинец). Троцкого определили на работу в ВСНХ, где он возглавил Главэлектро и Главный концессионный комитет. В то же время Кржижановский (ленинец) был возвращён в Госплан, а Цюрупа возглавил наркомат торговли. Возглавлявший ранее этот наркомат Красин (большевик-вперёдовец) был отправлен послом в Англию. Вероятно, Цюрупа в Госплане не справлялся с обязанностями, но от экономики его не отстранили. В остальных перестановках просматривается только вытеснение троцкистов.

Превратившийся в «священную корову» РКП октябрьский переворот 1917 года считался «первым днём мировой революции», причём пролетарской (рабочей) революции. Но первый документ, принятый победившими революционерами – «Декрет о земле» − был победой крестьян. И революция, в том числе и переворот 25 октября, была крестьянской или, по марксистской терминологии «буржуазной», а вовсе не «пролетарской». Рабочие, захватившие власть в Питере, были по сути дела обмануты. Потом брошены  при переезде правительства в Москву. Потом забыты при переименовании партии. Потом запретом «рабочей оппозиции» ошельмованы. Крестьянство победило. А правительство грезило о мировой пролетарской революции. Зачем она была крестьянам? Фактически вся Россия была против мировой революции. И в правительстве должны были это понимать. Поэтому и произошёл раскол. Председатель Коминтерна, главный вождь и лидер «ленинцев» Зиновьев (Радомысльский)  не мог отказаться от идеи мировой революции. Проамериканский рационалист Троцкий (Бронштейн) не мог отказаться от идеи перманентной революции. А оппортунист и прагматик Сталин (Джугашвили) исходил из того, что революционная теория это одно, а революционная ситуация существует не всегда. В 1925 году революционной ситуации не было ни в России, ни в Европе. И что оставалось? Только сохранить достигнутое, то есть власть. А для этого надо было устранить разногласия в руководстве. Поэтому и начались теоретические прения. И Сталин выдвинул «теорию» о возможности построения социализма в одной стране. И обрёл колоссальную поддержку. С точки зрения правоверного марксизма это была ересь, но, объяснял Сталин, Маркс и Энгельс не могли предвидеть всего хода истории. «Марксизм не догма, а вечно живое, развивающееся учение».

В апреле Каганович был избран генеральным секретарём ЦК Украинской компартии и переехал в Харьков. Вместо него секретарём ЦК РКП стал Бубнов (в то время начальник главного политического управления Красной армии).

На XIV партийной конференции в апреле 1925 Рыков предложил снизить сельхозналоги на 40%, увеличить кредиты крестьянам, разрешить наём рабочей силы и аренду земли. Рыков призвал признать неизбежность роста в деревне «отношений буржуазного типа». Бухарин назвал предложения Рыкова развитием нэпа в деревне. Предложения Рыкова конференцией были приняты.  Зиновьев назвал взгляды Рыкова и Сталина ошибочными. В сентябре к нему присоединились Каменев, Сокольников и Крупская (все четверо ленинцы). «Ленинградская правда» развернула компанию о  Петербурге − «цитадели пролетарской революции в стране», о питерском пролетариате − «творце трёх революций». Зиновьев писал о нестабильности московского пролетариата, в числе которого много недавних выходцев из деревни. Питерский же пролетариат в большей степени состоял из потомственных рабочих, среди которых большой процент коммунистов.  Итак, возникло противостояние с одной стороны интернационалистов, рабочих, Петербурга; а с другой стороны – государственников, крестьянства, Москвы. Вообще, мировая революция тогда не нужна была и питерским рабочим, но выбросить это знамя они уже не могли.

В этот момент при операции по поводу язвы желудка умер военный министр Фрунзе (40 лет). Вместо него был назначен Ворошилов, тоже старый большевик. В 1919 году Ворошилов принадлежал к военной оппозиции, то есть был противником Троцкого. Начальником штаба РККА  стал Тухачевский.

 

При выборах на XIV съезд (декабрь 1925) Зиновьев вновь применил приём 1921 года (выборы по платформам). Но поскольку фракции были под запретом, поступили проще – сформировали питерскую делегацию только  из ленинцев. Однако большинства на съезде они не добились и потерпели поражение.

На съезде вопросы теории встали во весь рост.  Зиновьев говорил о необходимости разобраться с тонкостями теории государственного капитализма, и недопустимости смешивания нэп с социализмом. «Необходимо, прежде всего, ответить тем, кто сейчас пытается представить дело так, будто у нас никакого госкапитализма и чуть ли не вообще никакого капитализма нет», – говорил он. Бухарин ставил вопрос так: «Предприятия, национализированные пролетарским государством, это вовсе не государственно-капиталистическая монополия, ибо у нас собственником национализированных предприятий является рабочий класс. А так как характеристика способов производства определяется отношениями собственности, то ясно, что термин «государственно-капиталистическое предприятие» отнюдь не приложим к предприятию, принадлежащему рабочему государству». «Эта «школка», – отвечал Зиновьев, – хочет поставить дело так, что вопрос: «кто―кого» у нас уже будто бы решён. Эта «школа» замазывает классовую борьбу, замазывает действительные столкновения в нашей стране. Капитализм у нас есть, государственный капитализм у нас налицо. Об этом надо сказать прямо рабочим, а если не скажем, то они поймут это как глубокую фальшь, ― и будут правы».

Зиновьев опасался усиления деревни и нэпа. Он не верил, что «комнезаможник (бедняк) наплевательски смотрит на своё хозяйство, считая, что его должен кормить кулак. Если же государство по каким-то соображениям запрещает брать у кулака, так пусть оно даёт само». «Среди бедноты есть определённый процент таких, … которых попросту можно назвать лодырями, – утверждал Станислав Косиор. – Эти лодыри больше всего кричат о том, что мы ведём кулацкую политику». Зиновьев ссылался на Милюкова, указывавшего, что «не остались без образования» дети сельских богачей, отцы которых лучше, чем «серая масса», осознали взаимоотношения между городом и деревней, между сельским хозяйством и промышленностью». Но за благими намерениями Зиновьева не было программы преобразований. Он верил, что  «пролетариат сумеет помочь РКП истолковать линию революции в нынешний переходный период в строго  ленинском духе». «Зиновьев здесь уже ставит класс над партией, – говорил  Угланов, – какой же мы тогда авангард?»   Правые тупо подыгрывали крестьянам и нэпманам, а ленинцы – рабочим. В первую очередь питерским.

Бухарин и спрашивал Зиновьева: «Что же вы предлагаете? Какие конкретные  мероприятия?» Он признавал, что в основе дискуссии лежит вопрос об  отношении между рабочим классом  и крестьянством. Он указывал, что если «рабочим, как-нибудь дадим понять, что мы строим не социализм, а госкапитализм и только … то мы, товарищи, с такой психологией должны бороться». Бухарин интерпретировал слова Ленина «свобода торговли есть капитализм» в том смысле, что «свобода торговли есть такой порядок вещей, на основе которого постоянно рождается капитализм», но не ставил знак равенства между свободой торговли и капитализмом. Каменев и Зиновьев считали, что «мужик не может быть союзником пролетариата». Они говорили: «Мы погибнем от технико-экономической отсталости, если не будет международной революции». Но международная революция затянулась, и, по мнению Залуцкого, осталось одно ― перерождаться,  и это касалось, в том числе и  ЦК. Зиновьевцы «проявили величайшую нелояльность по отношению к высочайшему учреждению нашей партии», – сказал Бухарин.

«В Москве громадный слой государственных чиновников, масса новой и старой буржуазии, – отмечал Залуцкий. – В такой обстановке ЦК не в силах управлять госаппаратом. Госаппарат пленил ЦК, давит на него и диктует ему свою политику». Глебов утверждал, что опасность со стороны служащих серьёзнее, чем та, которая идёт со стороны новых слоёв рабочих. Когда белая эмиграция ставит ставку на работу в Советском Союзе, когда нас начинают обволакивать, – говорил он, – это обволакивание будет идти через служащих, через наши учреждения.

Сторонниками Бухарина были Слепков, Стецкий, Богушевский, Бубнов. Его поддерживали Куйбышев (?), Бауман. Сторонниками Зиновьева были Ломинадзе, Залуцкий и Петровский. Очевидно и противостояние «Питер – Москва» сохранялось.

Ещё Ленин в записке Бухарину так характеризовал современный строй: «Это ― капитализм плюс социализм». Бухарин утверждал: «Наш госаппарат, ― это широкая организация класса». Но этого не было, «надо рассматривать это не как настоящее, – говорила Крупская, –  а как то, к чему мы стремимся. Короче, не найдя дорогу «к правде святой» (мировой революции), «школка Бухарина» попыталась «навеять сон золотой». Для этого им пришлось  объявить социализмом «то, что было».

Ярославский (Губельман) отмечал: «Зиновьев, Каменев, Крупская выдвигают в центр внимания в работе профсоюзов участие в хозяйственном строительстве, производственные совещания (но это же тема «рабочей оппозиции»). Группа Сталина, Томского, Молотова центр тяжести переносит на защиту интересов рабочих, внутрисоюзную демократию, культработу (это ближе к подходу Рязанова)». И Калинин говорил: «Все, кто… не верят в середняка, они скатываются к рабочей оппозиции».

Сталин признавал, что государственные предприятия «это всё-таки не полный социализм, если иметь в виду пережитки бюрократизма, которые сохранились в управляющих органах наших предприятий». Сменовеховство он назвал «идеологией новой буржуазии, растущей и смыкающейся с кулаком и служилой интеллигенцией». Но в то же время уверял: «Наша партия не перерождается и не переродится». Лозунг прочного союза пролетариата и бедноты со средним крестьянством он назвал правильным потому, что, «строя социализм, мы должны оперировать десятками миллионов людей из деревни». Здесь речь о тех самых крестьянах-отходниках, которые в ХХ веке превратились в городских безработных. Дело в том, что после революционного земельного передела земли в России всё равно не хватало, и аграрное перенаселение опять сказывалось. Этих новых городских безработных надо было трудоустроить. «Иначе нельзя строить социализм», – сказал Сталин.

Идёт незаметно глубочайшая путаница    насчёт элементов капитализма, – говорил Каменев. – Совершенно правильную уступку верхушечной части деревни изображают как уступку бедняку и середняку.  В «Правде», редактором которой был Бухарин, невозбранно писали, что середняк не есть мелкий буржуа. «Эта путаница прикрывает прикрашивание нэпа», – утверждал Каменев. Он заметил, что предприятия принадлежат пролетарскому государству, и в этом отношении они подлинно социалистического типа. Но нельзя сказать, что работают на них в  социалистических  условиях. Рабочие, входя туда, встречают там старые капиталистические навыки в социалистической обстановке, – говорил Рязанов. «Бухарин исключает всякую возможность государственного капитализма при диктатуре пролетариата вообще, – говорил Сокольников. – Имеются ли у нас такие предприятия, которые будто бы уже сейчас полностью социалистические? Нет, даже в промышленности». Силой, которая заставила Бухарина выбросить лозунг «Обогащайтесь!», Сокольников назвал напор сил мелкого частного хозяйства.   Он поправил и Сталина, сказав, что тот должен был говорить не о ввозе оборудования, а о ввозе готовых товаров.  Сокольников был противником монополии внешней торговли и считал, что «нужно превратить тресты из чисто государственных учреждений в частнохозяйственные предприятия, работающие при участии иностранных капиталов».

Зиновьев цитировал Сталина, который в 1924 писал: «Для организации социалистического производства усилий такой крестьянской страны, как Россия, недостаточно, ― для этого необходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран». Цитировал Бухарина (1922): «Складывающаяся у нас система хозяйственных отношений обозначается обычно термином государственный капитализм». Рост новой буржуазии в городах, рост частного торгового капитала, перебрасывающего свои операции на деревню (в первую очередь хлебозаготовки и заготовки сырья), создают тенденцию к союзу этих элементов с кулачеством в борьбе за середняцкие слои крестьянства», – говорил он на  XIV конференции РКП. В отношениях с середняком мы продвинулись вперёд, – отмечал Зиновьев, – но отдалились от бедноты, чтобы получить лучшее развитие производительных сил в интересах всей страны. Но десятки миллионов крестьянской бедноты тоже имели своих вождей, а демобилизованные красноармейцы поддерживали эти настроения.

А Сталин цитировал Ленина, что «единый государственный банк это уже девять десятых  социалистического аппарата. Это общегосударственное  счетоводство, общегосударственный  учёт производства и распределения продуктов, это, так сказать, нечто вроде  скелета социалистического общества». Но именно в это время возник «уродливый» блок между хозяйственниками, профсоюзами и партийцами. Руководители профорганизации и хозорганов представляли собой тесно сплочённую единодушную группу, согласовывающую между собою все вопросы, но забывающую согласовать эти вопросы с рабочими массами. Томский назвал это «уродливым хозяйственным уклоном». Андреев же в профсоюзных вопросах видел два уклона: отрыв к цеховщине (к защите только материальных интересов – это раньше называли «меньшевизмом») и превращение профсоюза в придаток хозяйственным органам. Последний он считал более распространённым и призывал направить на него внимание партии.

XIV съезд  принял курс на индустриализацию, что было выгодно рабочим – создавались новые рабочие места за счёт средств бюджета. Но это  вело к  сокращению финансирования села.

На съезде в ЦК не были избраны Лашевич и некоторые другие ленинцы. Среди впервые избранных были Скворцов-Степанов⁴⁰, Чичерин⁴¹ и Шверник⁴².

Из числа членов Политбюро был исключён Каменев. Взамен введены: Ворошилов, Калинин и Молотов. В секретариат вместо Бубнова  и Андреева введены  Григорий Евдокимов (ленинец) и  Станислав Косиор. В ходе работы съезда было принято обращение к ленинградской партийной организации, в котором предлагалось признать линию руководства организации ошибочной. После закрытия съезда в Петербург выехала группа делегатов для разъяснения позиции съезда. Как писал Киров, на партсобраниях дело доходило до «мордобоя». Редактором «Ленинградской правды» был назначен Скворцов-Степанов.  В течение нескольких месяцев руководство парторганизации было сменено. Каменев был снят с постов председателя СТО и председателя Моссовета, Зиновьев – с поста председателя Петросовета. Новым «генерал-губернатором» Петербурга был поставлен Киров. Евдокимов в секретариате был заменён Шверником.

Проигравшие создали «Новую оппозицию», в которую вошли ленинцы и троцкисты:  Зиновьев, Каменев, Троцкий, Радек, Преображенский, Сокольников, Овсеенко. А также представители «рабочей оппозиции» (Шляпников) и дэцист Сапронов. Всё это сторонники «рабочего класса», не крестьянства.

 

В январе 1926 Дзержинский говорил (Письмо в президиум ОСВОК), что следует «вести экономическое строительство под таким углом зрения, чтобы СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, превратить в страну, производящую машины и оборудование».  Он требовал, чтобы Главметалл не позже 5 февраля установил постепенный переход к полной независимости от капиталистических стран, производящих оборудование. Только Дзержинский занимался действительным накоплением капитала. В феврале 1926 он подписал приказ об экономии средств на содержание аппарата и непроизводительные цели. По его оценке, можно было сэкономить более 100 млн. рублей в год только от сокращения рекламы (21 млн.) и представительств (80 млн.). Составление отчётности, развитой в ВСНХ Пятаковым, отнимало 600 млн. рублей ежегодно. В марте Дзержинский издал приказ о сокращении отчётности. В апреле в эту кампанию включились Сталин и Куйбышев,  опубликовав в «Правде» письмо, призывавшее «учиться с минимальными затратами средств достигать максимальных результатов».  «Задача нашей торговли и нашей промышленности заключается не в удовлетворении того или иного завода, торга или синдиката тем, что он может всё продать по сходным для него ценам, а наша задача — развивать потребление, наша задача — развивать потребности страны, – говорил Дзержинский. – А этого мы можем достигнуть единственным, самым верным путём — путём удешевления товаров». Политика снижения цен велась с неослабной энергией, поднимая спрос на промышленные изделия выше предложения их.  «Мы совершенно сознательно проводили политику, – говорил Дзержинский, – которая для буржуазных стран могла бы показаться невероятной». Рост доходов при этом происходил за счёт увеличения скорости оборота. К пониманию этого привёл кризис сбыта осенью 1923. Кризис «научил нашу промышленность понять ту силу, которая может её укрепить, – сказал Дзержинский. – Это — ориентация на союз с крестьянством, ориентация на широкий крестьянский рынок». Он указывал, что если рост зарплаты будет превышать рост производительности труда, то реальная заработная плата обеспечена не будет.

Он призывал не хвалить рабочих, а развивать перед рабочим классом дальнейшую перспективу; строить заводы, прежде всего, в тех районах, в которых «благодаря царской политике» нет пролетариата. Так Дзержинский представлял себе расширение привилегированного советского сословия – «пролетариата». Ввоз из-за границы готовых изделий в обмен на продукцию сельского хозяйства он считал путём превращения СССР в одну из колоний заграничного капитализма.

 

В июле 1926 на Пленуме ЦК  Каменев и Троцкий заявили, что программа, предложенная Рыковым минималистская, и провозгласили тезис о «сверхиндустриализации». Они требовали, опираясь на государственную власть, сейчас же взяться за строительство больших заводов, развитие тяжёлой промышленности, за стремительный рост производства.

Спор шёл между старым председателем СТО Каменевым, которого поддержал Троцкий, и новым председателем СТО Рыковым, которого поддержал Дзержинский. Старая команда отстаивала идею ударной сверхиндустриализации, новая ―   план сбалансированного развития.  Новая команда на пленуме победила.

Пятаков вёл борьбу за устранение рынка из снабжения госпредприятий, создавая всё новые контрольные и согласующие органы и новые формы отчётности. Нередко отчёты трестов занимали тысячи страниц и выполнялись в нескольких томах. На Пленуме Пятаков обвинял сторонников Сталина, в том числе и Дзержинского, в развале хозяйства путём извращения хозяйственной политики. Дзержинский оборвал речь Пятакова и закричал, показывая пальцем в его сторону: «Вы являетесь самым крупным дезорганизатором промышленности!» Он обрушился на Пятакова и проводимую им политику: «Я прихожу прямо в ужас от нашей системы управления, этой неслыханной возни со всевозможными согласованиями и неслыханным бюрократизмом».

Дзержинский предлагал развивать промышленность за счёт кредита, полученного у населения. Но это означает, что процент от прибыли должен принадлежать населению. Поскольку процент этот никогда в денежном выражении не выплачивался, он должен был выплачиваться в натуральном выражении. Что и производилось в советское время через «фонды общественного потребления». При этом и сама промышленность принадлежала «населению» как «мелким акционерам». Однако и «дивиденды» и «основной капитал» не были поделены на доли.

Дзержинский  говорил, что ударничество это хищнический подход. Ленин же говорил: «Ударность это есть предпочтение одного производства из всех необходимых производств во имя его наибольшей насущности».  Сталин говорил в  апреле 1926: «Основа индустриализации состоит в развитии тяжёлой промышленности, в развитии производства средств производства, в развитии своего собственного машиностроения».   Сталин наиболее насущным посчитал машинизацию. А Дзержинский ― благополучие человека. «Богатство церкви это наследство бедняков». Ученик иезуитов Дзержинский хорошо это понимал. Он верил, что сила в живых людях, а не в мёртвом железе. Сталин хотел обеспечить накопление, а Дзержинский ― потребление. Победа Сталина это победа капитализма. Была ли в действительности альтернатива? Не было! И не потому, что Дзержинский предлагал неосуществимое, а потому, что «ударники» всегда активнее и, следовательно, сильнее. «Ударники» побеждают.

В промышленности нэп, выражалась в ориентации на внутренний, прежде всего крестьянский рынок, который требовал товаров широкого потребления. Рыков как раз отстаивал линию на развитие именно тех отраслей промышленности, которые производят такие товары. Приоритет он отдал лёгкой промышленности.

Тем временем, внутреннее потребление хлеба значительно увеличилось в связи с увеличением заработной платы и в связи с ростом потребления хлеба самим крестьянством. Мы не учли, – говорил Дзержинский, – что в довоенное время крестьянин хлеба недоедал. В результате — недостаточное внимание к внутреннему снабжению вызвало рост сельскохозяйственных цен. В итоге мы не сумели заготовить хлеба». «Наша страна — аграрная, – говорил он, – и сельское хозяйство является той основной базой, на которой и может развиваться наша государственная промышленность. Средства для индустриализации нужно заработать. Нельзя индустриализироваться, если говорить со страхом о благосостоянии деревни, – заметил он. Задачи, которые возникают перед рабочим классом и Советской властью, могут быть разрешены только путём труда, путём применения высокой техники, которая в наших условиях, даст нам результаты в десятки раз большие, чем сейчас, – уверял он. – Вот где источник нашего накопления. Каменев указывал: «вы хотите провести индустриализацию за счёт рабочих». Дзержинский возражал: «Рабочий класс и мы — это одно и то же» (потому что это всё привилегированное сословие, в отличие от крестьян, кустарей и лишенцев). В резолюции Рыкова говорилось, что экспроприация буржуазии, сосредоточение в руках государства всей кредитной системы, всех доходов от промышленности, транспорта и т. д. создаёт возможность такого накопления, которое само по себе обеспечивает необходимые ценности для социалистического строительства. «Это абсолютно верно, – утверждал Дзержинский, – ибо, имея все шансы в наших руках, мы можем создать это накопление для строения социализма». В этом и был смысл национализации банков (т. е. кредита). Левые (Каменев, Троцкий) выступали против, как бы защищая рабочих. Правые (Рыков, Дзержинский) более объективны и практичны.

«Есть определённая линия, ты должен выполнять эту линию, – говорил Дзержинский. – Ты можешь иметь своё мнение, но только в границах определённой линии, которая дана. В этом заключается наше большевистское единство». Столкновение на июльском пленуме 1926 года закончилось исключением Зиновьева из Политбюро. Борьба была настолько острой, что после своего выступления Дзержинский скончался от сердечного приступа (в возрасте 49 лет).

Оппозиционеры попытались вести работу в массах, но вскоре сдались. В октябре Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сокольников признали, что были неправы. Состоявшийся вскоре пленум ЦК исключил из Политбюро Троцкого и Каменева. Коминтерну было предложено отстранить Зиновьева с поста председателя. И это было исполнено.

Смерть Дзержинского привела к смене курса. Председателем ВСНХ вместо него был назначен большевик Куйбышев. Он привёл к руководству новых людей. Первым замом стал Семён Лобов (выходец с Выборгской стороны, цитадели ленинцев), бывший Председатель ВСНХ РСФСР. В Президиум вошли: Иосиф Косиор (Донбасс), бывший председатель трестов «Грознефть» и «Югосталь»; Алексей Серебровский, бывший председатель треста «Азнефть»; Моисей Рухимович (Донбасс), бывший председатель треста «Донуголь»; Валерий Межлаук (Донбасс), председатель Главметалла ВСНХ. Как видим, сплошной Донбасс, где в своё время рулил большевик-ленинец Молотов, и откуда родом была его жена (Жемчужина). Куйбышев вскоре заявил, что нужно избавиться от минимализма, воплощением которого является план ОСВОК. Пятаков (киевлянин и троцкист) был выведен из Президиума ВСНХ. В августе 1926 года Совнарком по инициативе Куйбышева включил в план первоочередных работ Днепрострой, Волго-Донской канал, Семиреченскую железную дорогу (Турксиб), Сверхмагистраль Ленинград – Москва – Донецк, новый нефтепромысел на Эмбе, Свирьскую гидроэлектростанцию. Заметим тут, что Куйбышев продвигал энергетическое и транспортное строительство, а вовсе не металлургию и машиностроение. Дзержинский же планировал развивать Сельмаш. Впрочем, Госплан отверг эти претензии, и даже сами ленинцы (Кржижановский) указали, что Куйбышев хватил через край. От всего списка остались только Днепрострой и Турксиб. Эти споры показывают, что большевики и ленинцы лоббировали транспорт и энергетику. Сторонниками развития тяжёлой промышленности и машиностроения были троцкисты.

Радек в августе 1927 относил Сокольникова вместе с Рыковым, Калининым и Ворошиловым к правому крылу. А Троцкий в том же 1927 называл Сокольникова в ряду левых: Раковского, Пятакова, Преображенского. Это указывает, что Сокольников как раз посередине, ближе к ленинцам. Дзержинский же очевидно был не левый. Вольский симпатизировал Рыкову, Бухарину, Томскому, Дзержинскому. И, по его мнению, Дзержинский ― правый. Дзержинский же нашел союзников в лице Сталина, а также, в лице бывших меньшевиков. (Струмилин до 1920 тоже меньшевик). Эти спецы-меньшевики и составили пятилетний план. Но это же всё оппортунисты-сменовеховцы!  Валентинов говорит, что они поддерживали нэп потому, что видели в нём выход на дорогу нормального, стабильного развития страны. Но это же и позиция Красина!

В 1925-27 годах в Китае шла гражданская война. СССР и Коминтерн поддерживали одну из борющихся сторон – движение гоминдан, в которое входила и коммунистическая партия Китая. СССР оказывал военную помощь советниками и вооружением. До 1925 года Китай находился в сильной зависимости от Британии. Единого китайского государства не существовало. Часть территории была оккупирована Японией. Вмешательство Коминтерна угрожало британским интересам, и отношения с Англией осложнились. В 1926 году Коминтерн принял участие в организации в Британии всеобщей забастовки. Но она была подавлена властями, а участие Коминтерна стало поводом для разрыва отношений с СССР в мае 1927. Британское правительство угрожало даже объявлением войны. А в Польше, где в 1926 году к власти пришёл противник коммунистов Пилсудский, в июне 1927 был убит советский посол. Весной-летом 1927 произошёл сдвиг в позиции Германии: она переориентировалась на сотрудничество с Западом. Так оценивал положение Зиновьев, и Бухарин тоже склонялся к этому мнению.

Советский посол в Британии Красин (56 лет) внезапно умер в ноябре 1926. А ещё в августе начальник штаба РККА Тухачевский докладывал СТО о состоянии обороноспособности. Опираясь на количество войск и вооружений СССР и соседних государств, в первую очередь Польши и Румынии, он сделал вывод о неготовности СССР и РККА к войне. «Тезисы о военизации народа», разработанные под руководством Тухачевского, предусматривали превращение Советского Союза в вооруженный лагерь. Но Политбюро не поддалось и сократило ассигнования на армию и военную промышленность в 1926/27 по сравнению с предыдущим годом с 15% до 13%. Однако на московской партийной конференции в январе1927 в речах Бухарина и Ворошилова прозвучала «военная тревога». В начале лета  слухи о скорой войне вызвали панику. Население стало спешно скупать товары первой необходимости. Крестьяне в этой ситуации решили подождать с продажей зерна, что повлекло резкое падение хлебозаготовок.

В Китае сблизившийся с англичанами военный руководитель гоминдана Чан Кайши разгромил на своей территории коммунистов. Ленинцы обвинили в этом провале большевиков, хотя Коминтерн и его политика до 1926 года направлялись Зиновьевым и его сторонниками. В июле 1927 ЦК принял решение об исключении из ЦК Троцкого и Зиновьева, но решение отложили после их покаяния. В сентябре оппозиционеры попытались подпольно напечатать программу реформ, после чего Троцкий и Зиновьев были выведены из состава ЦК. 7 ноября, в 10ю годовщину октябрьского переворота оппозиция организовала демонстрации под своими лозунгами. В Москве её возглавили Троцкий и Преображенский, в Петербурге – Зиновьев и Радек. Через неделю из партии исключили Троцкого и Зиновьева, из ЦК – Каменева.

 

Тухачевский предлагал сделать Рыкова Главным Инспектором Обороны Страны, но в то же время в области вооружений продвигал идеи Зиновьева, который предлагал (в подполье уже) «повести систематическую борьбу за примирение с польской буржуазией», «отказаться от КВЖД», установить дипломатические отношения США (признав долг Керенского). Зиновьев утверждал: «Необходима немедленная ревизия всей нашей военной и военно-промышленной подготовки и усиление её». «Необходимо особо серьёзное внимание к польской и румынской границам, – рекомендовала оппозиция». Зиновьев указывал: «Это влиятельная в Наркоминделе (Чичерин) политика, и не только в Наркоминделе, а кое-где в сферах более высоких». А Тухачевский стремился использовать политическую конъюнктуру для придания Штабу РККА плановых, контрольных и общеполитических прерогатив.

В конце 1926 года, Куйбышев и Межлаук пересмотрели программу строительства новых заводов, разработанную при Дзержинском, и сократили её, вычеркнув многочисленные заводы сельскохозяйственного инвентаря. Политика это концентрированное выражение экономики. И эта программа показывает, что в действительности победили троцкисты («производственники»). Ленинцы здесь ― «малая партия». Правые ― оппозиция. Хотя в ЦК расклад был иной, но он отражал не столько фактическое положение в стране, сколько ораторское мастерство лидеров.  Программа сверхиндустриализации возобладала не потому, что её сторонники были более умелыми политиками. Она победила потому, что в ней был заинтересован «пролетариат». А «пролетариат» был правящим (классом, сословием). Поэтому государство (диктатуру) мог возглавить только лидер «пролетариата».

Пропаганда экономии практически прекратились. План экономии в 1927  был выполнен на 21%. Вместо этого заводам были поставлены задания по снижению себестоимости продукции. И независимо от реального снижения себестоимости вменённый доход собирался в бюджет государства. В первой пятилетке большая часть капитальных вложений обеспечивалась именно такими внутрипромышленными накоплениями. Директора при этом были вынуждены заниматься снижением себестоимости, независимо от своего желания.  Это было принуждение к экономии, в первую очередь, за счёт снижения мотовства конторских. Пятилетка вообще крепко прижала совслужей, сократив расходы на роскошь. 24 августа 1927 года был выпущен первый государственный внутренний заём индустриализации СССР. С этого момента государство стало помногу и часто занимать у своего населения. Собственно, это и есть метод сталинской индустриализации – собрать большой финансовый фонд и бросить в один выбранный заранее сектор.  Это и есть ударничество, которое Дзержинский называл хищничеством. Следовательно, это не план, а конъюнктура. Это капитализм! Этот собранный  финансовый фонд есть капитал, и, появившись, он начинает диктовать правила игры.  Отрасли выбираются так, чтобы они потянули за собой остальные отрасли производства и хозяйства. Итогом такого подхода стал бурный рост всей экономики. В 1927/28 в развитие промышленности было вложено 1 млрд. 614 млн. рублей, в 1928/29 – уже 2 млрд. 73 млн. рублей. За год вложения выросли на 77 %. Но металлургические заводы должны были вступать в строй только в 1932-33 годах, а машиностроительные – в 1931. В начале 1928 это было уже ясно всем. Это была как раз та яма, которую предвидел Дзержинский, и которую не хотели видеть левые (ленинцы и троцкисты). Провал был объяснён вредительством «спецов». ЦК постановил довести выплавку чугуна на заводах «Югостали» до 6 млн. тонн в 1932/33 году. Но уже осенью 1929 в ВСНХ пришли к убеждению, что для строящегося машиностроительного комплекса чугуна всё же не хватит. Хотя за 6 лет (1924-30) СССР утроил его производство.

В истории множество примеров, когда рынок был не «свободным». Поэтому правильное развитие рынка, «по науке», это мещанская узость «буржуазных профессоров». Струмилин же ратовал за директивное планирование, считая рынок источником серьёзных кризисных потрясений. Базаров и Струмилин одинаково понимали положение в экономике. Но Базаров предлагал пассивно следовать конъюнктуре, а Струмилин ― активно на неё воздействовать.  Базаров сторонник Рыкова (правый), а кто Струмилин? Это бывший меньшевик, он тоже, вроде бы,  не левый. Но предлагаемая им экономическая политика левее. Правые следовали проверенной теории и практике экономической науки. Стоило ли ради этого городить революцию? Пятилетка была инновационным проектом. Струмилин фактически предлагал создать венчурное предприятие («Наша марка») ― стартап с высокой степенью риска и долгосрочными инвестициями. Заметим для понимания, что слово «венчурный» (venture) является родственным слову «авантюра» (adventure). Струмилин призывал к эксперименту. Ведь смысл революции не в том, чтобы председателем Главного Экономического Комитета вместо Третьякова стал Рыков, смысл её ― в изменении экономической политики в пользу «пролетариата». Струмилин (Струмилло) и пытался сформулировать эту политику. И его опорным камнем была национализированная промышленность, представлявшая собой гигантский концерн (ВСНХ), равного которому не было в мире. ВСНХ доминировал на рынке и мог навязывать ему свою политику. Струмилин предлагал использовать этот инструмент.

 

XV съезд  состоялся в декабре 1927.

Спор Ленина и Бухарина на VIII съезде об империализме и товарном капитализме был далеко не праздным. Но Ленин не понимал «гадостей» империализма, а Бухарину мешало разобраться «нечто схоластическое» в его натуре. Империализм с трудом сопрягался с марксистскими догмами. Для него характерно окончание раздела мира между державами, господство монополий,  «сращивание» промышленного и финансового капитала с государством и образование олигархии. Дефицит капитала сменяется его избытком, что позволяет улучшать положение рабочих и вкладывать средства за границей. При этом интернационализм на границах империй приобретал смысл иной, чем в их центрах. Интернационал тогда разделился на «имперский» и «буферный», но интернационалисты этого ещё не осознавали. Возникающие трения они пытались объяснять, исходя из представлений полувековой давности. В СССР этим грешила оппозиция, боявшаяся оторваться от кричавшей уже о «красном империализме» Европы. Чтобы обосновать имперскую идеологию «основная линия» партии приписала октябрьскому перевороту 1917 года социалистический характер. Коминтерн превратился в знамя обновлённой Российской империи, его лозунгом стала защита СССР, русской и китайской революций. Результатом согласования социалистических идей с реальностью стал социал-империализм, выступавший в разных странах в различных формах. Признав, что наступил период стабилизации, Сталин предложил схему, как бы логически вытекающую из марксизма:  основной  кризис капитализма, начавшийся с победы «социалистической» революции в России всё более углубляется, расшатывая самые основы существования мировой системы капитализма. Возможность сосуществования ставила Россию в один ряд с другими государствами. Это сеяло смятение в среде западных рабочих и, хотя внешне симпатии к Советскому Союзу ещё росли,  в душах у них нарастала апатия. Росло влияние социал-демократов. Всё это затрудняло  работу в Европе и толкало интернационалистов к уходу на Тихий океан или в Латинскую Америку. Рабочее движение концентрировалось на двух полюсах: советском и американском. При этом его специфически «европейский» характер не сохранился ни на одном из них: в Америке победил доведённый до конца реформизм. Главной ареной международной борьбы стали азиатские рынки и пути к ним. Китай имел уже достаточно развитую промышленность, а за 1920е годы произошла индустриализация Индии, Филиппин, Явы, Австралии. США старались подчинить эти территории. Как бы в противовес профинтерновскому  Тихоокеанскому секретариату они создали Тихоокеанский союз в Гонолулу, Институт тихоокеанских связей, созывали научные, политические, женские конференции.

В СССР власть оказалась у олигархии, вход в которую тогда ещё был широко открыт. Аппарат ЦК в то время насчитывал 971 человек. Текучесть кадров доходила в нём до 60%, что объяснялось значительным числом студентов, бывших временными работниками. Таким был, в частности, тогда Георгий Маленков.  Своего рода биржей труда для многих коммунистов был Орграспред. На съезде был поднят вопрос о детях старых коммунистов.  Эти «мажоры» из подпольщиков имели формальное препятствие для вступления в партию по происхождению из «служащих». Но гегемонии пролетариата уже не хватало, чтобы остановить их притязания. Оппозиция революцию социалистической не признавала, выступала против блока с середняком и не видела смысла в поддержке революций в колониальных странах. В то время как «правые» (Рыков, Калинин)  хотели развивать экономику естественным путём, по модели, разработанной эсэром Кондратьевым, оппозиция настаивала на сверхиндустриализации, требовала «форсированного наступления на кулака» и освобождения бедняков от налога. Фактически было три оппозиции: зиновьевцы (ленинцы), «троцкисты» и сапроновцы (децисты). Первые позже заявили об отказе от своих принципов ради воссоединения с партией, вторые от принципов не отказались. Сапроновцы воссоединяться не пытались: они считали партию «блоком четырёх классов, русским гоминданом». Накануне съезда из ЦК были исключены Каменев, Смилга, Евдокимов и Раковский. Выступления представителей оппозиции на съезде сопровождались жесточайшей обструкцией: «массы» уже не хотели революции. Рабочие  понимали «перерождение», как  улучшение материального положения, и  одобряли это. В 1928 -29, согласно подсчётам Прокоповича (министр правительства Керенского в 1917 году), реальная заработная плата русских рабочих была на 15,6% выше, чем до войны, а продолжительность рабочего дня была сокращена на 22,3 %.  И это не учитывая  бесплатные  услуги!

Съезд признал принадлежность к оппозиции несовместимой с пребыванием в партии и исключил Григория Евдокимова, Каменева, Лашевича, Пятакова, Радека, Раковского, Смилгу, Ивана Смирнова и других.  Смилга заявил, что «исключение оппозиции будет означать  –  хочет этого съезд или нет  – сдвиг партийной политики направо, укрепление враждебных пролетариату классов и группировок». Рыков обещал «принять меры к подавлению» в отношении «оставшихся за бортом ВКП», а Калинин назвал оппозицию «чужеродным телом». В отличие от Рыкова, Калинина и других Сталин не особо усердствовал в критике оппозиции. «Наше продвижение протекает в порядке преодоления противоречий», – говорил он, обращая внимание на отказ от самокритики, администрирование, превращающее парторганизации в канцелярские учреждения; а желание плыть по течению, тягу к декорациям и юбилеям определил как  путь действительного перерождения. Голощёкин резко критиковал сталинскую «мягкотелость» и требовал прекратить «миндальничать с оппозицией». Отметив выдвижение на высокие посты рабочих-металлистов, Сталин назвал это «тенденцией к металлизации».  Это, а также избрание в члены ЦК бывшего  деятеля «рабочей оппозиции» Толоконцева, выглядит как демонстративная поддержка им «фракции металлистов». Сталин указывал (ссылаясь на книгу Ларина «Частный капитал в СССР»), что капиталисты скрываются в кооперации и государственной торговле и ставил задачу укрепления руководства рабочего класса. Рабочие составляли 47% депутатов городских советов, но советский аппарат контролировали слабо. А сельсоветы зачастую вовсе не имели власти. Большую часть местных  вопросов в деревнях решали существовавшие с доисторических времён земельные общества, в которых влияние имели «кулаки». Определить «кулака» на экономической основе не получалось, и  Енукидзе определял его, как «элемент, который своим поведением мешает задаче перехода к крупному обобществлённому  сельскому хозяйству».  Кулаки держатся за старые устои, – говорил Бауман. В советах же правил бедняцко-середняцкий блок: середняк голосовал за кандидатов, намеченных на бедняцких собраниях. Но «основная линия» стремилась не опираться на бедноту, а использовать её. Поэтому вместо комбедов создавались «группбеды» при коммунистических организациях. Впрочем, в ряде районов, особенно на Востоке,  советов, вообще не было, а мусульманское духовенство усиленно работало над созданием «беспартийного актива» из верующих, в первую очередь именно  бедняков и середняков. 

 

Замена Куйбышева на Орджоникидзе в руководстве Рабкрина переориентировала это министерство с тщательных обследований хозяйства на недостатки советского аппарата. Хозяйственники постепенно подминали государство. Поворот от восстановления хозяйства к его перестройке на новой технической базе Сталин назвал практическим делом строительства социализма. Высокие темпы развития советской промышленности он объяснял тем, что, будучи национализированной, она может развиваться в интересах всего общества. Её масштабы (крупнейшая в мире), государственный транспорт и кредит расширяли пределы деятельности, а снижение себестоимости расширяло рынок. Гегемония рабочих облегчала развитие техники и повышение производительности труда. «Директивы по составлению пятилетки» утверждали: именно пролетариат как класс является хозяином индустрии.  Дореволюционная привычка наёмника, относившегося к хозяйству, как к чему-то чужому не соответствовала этому. «Пролетариат» должен был воспитать в себе хозяйское отношение.  Были поставлены задачи достижения экономической независимости и повышения материального и культурного положения рабочего класса и деревенской бедноты. Возможности экономического роста сразу же учли военные, активизировав с весны 1927 подготовку к обороне.  Главной целью пятилетки Ворошилов ставил доведение технической мощи Красной армии до уровня, дающего возможность обеспечить победоносный отпор объединённым силам вероятных противников. Предполагали, что  война будет тотальной, из чего, собственно, и вырос тоталитаризм. Но эта идея принадлежала вовсе не Ворошилову, а французскому генералу Жиро, и включала разработку плана мобилизации каждого человека, учитывая его пол, возраст, индивидуальные способности, знания, состояние здоровья, род деятельности и силы. Надо ясно понимать, что тоталитаризм есть вообще следствие империализма, его требования сплочения «нации». Это внедряли все государства: одни более, другие менее успешно.

В 1927 году, когда начались подготовительные работы на площадках крупного строительства, заработали восстановленные заводы. Крестьяне потянулись в города. В 1928 прибыло 6 477 тысяч человек. Это потребовало дополнительного продовольствия. Рост потребления хлеба за один год составил 20%, из-за чего пришлось резко сократить экспорт. В городах за первую пятилетку осело 11 850 тысяч человек. Но росло внутреннее потребление не только хлеба, но и руды, металла, топлива – многие статьи экспорта пришлось сократить. Это толкало на изменение хозяйственной политики: приоритет получали отрасли наиболее необходимые для военного производства. Резолюция XV съезда утверждала: «Учитывая возможность военного нападения со стороны капиталистических государств на пролетарское государство, необходимо при разработке пятилетнего плана уделить максимальное внимание быстрейшему развитию тех отраслей народного хозяйства вообще и промышленности в частности, на которые выпадает главная роль в деле обеспечения обороноспособности и хозяйственной устойчивости страны в военное время».

План, разработанный ВСНХ, ставил задачу производить к концу пятилетки 80% необходимых машин и 100% железа. Выработку электроэнергии намечалось увеличить в 2,7 раза, развить химическую промышленность, увеличить добычу угля на 83%, производство меди – в 3,5 раза, цинка – в 17 раз. Производство сахара-рафинада планировалось увеличить в 2,5 раза, консервную промышленность – в 5 раз. Но Рыков указывал, что планы плохо проработаны и страдают «статистическим уклоном». «Мы имеем систему всеобъемлющих гигантских организаций, которые являются монополистами в соответствующей отрасли не только хозяйственной, но и общественной жизни, – говорил он. – Мы стоим перед опасностью, что эти сложившиеся, окрепшие, имеющие огромное значение в жизни Советского государства органы, приобретя некоторую рутинность и инерцию, будут давить и сдерживать новое, живое, революционное и прогрессивное». Такими организациями были ВСНХ, НКПС, НКВД, Наркомторг и другие. Недостатком плана Рыков назвал и отсутствие ясной постановки экономического районирования. Таким образом, его позиция совершенно  очевидна: защита интересов районов против монополий. «Правые» фактически принимали эстафету октябристов. Районы выдвигали свои проблемы. Эти тяжбы, которые  Куйбышев называл «спором славян между собой», приобретавшие острый характер проявились и на съезде. Куйбышев защищал претензии Урала и Сибири на развитие индустрии. Чубарь требовал обеспечить максимальный темп развития украинской металлургии.  Раздражение украинских делегатов вызвало указание на опасность, которой в случае войны, подвергалась украинская промышленность.

В сельском хозяйстве начало плановости положила контрактация. Съезд поставил задачу постепенного перехода распылённых крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства.  Мнение, будто ячейкой для производственного кооперирования могут стать земельные общества делегаты отвергли – им претили традиции деревенской общины. А ещё более им «мешали своим поведением»  вожаки этих общин, имевшие в деревнях огромное влияние. Их потом и объявили кулаками.  Молотов назвал земельные общества «последним окопом», из которого надо «выбить кулака окончательно». Птуха ратовал за организацию артелей и призывал к росту тракторного строительства. Каминский же указывал, что тракторные и машинные товарищества производственного типа это результат снабженческой работы сельскохозяйственной кооперации, и не следует  понимать производственное кооперирование как отказ от «торгашеских функций». Яковлев (Эпштейн) требовал удвоения  урожайности. «По сравнению с французской революцией мы имеем плюсы необычайного порядка», – говорил он. А Молотов утверждал: «Пролетариат добьётся того, что не будет классов в нашей стране – мы все станем членами единого социалистического общества». Лозунг о форсированном наступлении провозглашал и Бухарин. Но этот теоретик   вообще отличался неустойчивостью. Как сказал Смилга,  бухаринская постановка вопроса заключается в том, что «при капитализме так, а у нас всё принципиально иначе». Бухарин, который, по словам Ленина, «никогда не понимал диалектики», сюда ничего, кроме путаницы, не внёс. Торговля (любая) порождает «буржуазные» отношения и ведёт к развитию капитализма. Поэтому «среднее крестьянство» – источник  капиталистических отношений. Кулачество же (в «чистом» виде, без причисления сюда кого ни попадя) это эксплуататоры. Но «буржуазное» развитие середняков не предполагает эксплуатацию в обязательном порядке. «Ограничение капиталистических элементов» следовало свести к борьбе с эксплуатацией, которую выявить было трудно. Марксистский формальный подход к фабричному производству в деревне сильно буксует: даже «прибавочную стоимость» тут ухватить не получается.

 В доходной части бюджета значительное место занимали тогда внутренние займы. Куйбышев считал необходимым  добиваться накоплений, снижая себестоимость продукции.  Молотов призывал  «найти крестьянскую копеечку» и вовлечь её в организацию предприятий по переработке сельскохозяйственного сырья. Использовались и мелкие сбережения, которые даже коммунистам разрешено было накапливать.

На XV съезде в ЦК были избраны новые члены: Гамарник⁴³, Голощёкин, Иосиф Косиор, Крупская, Куйбышев, Менжинский⁴⁴, Постышев⁴⁵, Пятницкий.  В Политбюро вместо Зиновьева и Троцкого избраны Куйбышев и Рудзутак⁴⁶.  Секретарями ЦК избраны Сталин, Станислав Косиор⁴⁷, Кубяк⁴⁸, Молотов и Угланов⁴⁹. Троцкий в январе 1928 был выслан в Среднюю Азию, Зиновьев и Каменев опять покаялись, и не подверглись репрессиям. Не смотря на исключение большого числа оппозиционеров, рядовые троцкисты и ленинцы остались в партии. Более того, их политическая линия, выражавшая интересы рабочих и горожан вообще, а также и государства, должна была сохраниться. Иначе эти группы стали бы искать нелегальных методов борьбы. Поэтому и ленинцы в ЦК сохранились, даже новые члены были включены – Крупская, Пятницкий, а Кубяк стал секретарём ЦК.

 

В отличие от крестьян, распылённых по огромной территории, но, тем не менее, монолитных в своих интересах, рабочие имели интересы, сильно расходящиеся между разными их группами.  В частности текстильщики, основное ядро которых находилось на средней Волге, от Ярославля до Нижнего Новгорода и на юг до Москвы. Это край летописной мери и современных марийцев. В XIX веке здесь появились десятки ткацких фабрик. Именно здесь в 1905 году впервые появились советы, а ещё раньше здесь сложился Северный союз социал-демократов – одна из составных частей будущей РСДРП. Эта территория всегда была цитаделью большевиков. Когда после национализации ткацкой промышленности был создан Центротекстиль, эта корпорация стала выразителем коллективной воли волжских ткачей. Поэтому возглавивший её товарищ Рудзутак играл значительную роль в советском руководстве. Поэтому он был направлен руководить Туркестаном (источник хлопка), поэтому позже стал наркомом путей сообщения (транспорт хлопка). Текстиль в условиях нэпа был важным «деревенским» товаром ― крестьяне ради него продавали продовольствие. Теперь хлебом заведовал не Цюрупа. Цюрупа уже два года ничем не заведовал, а вскоре и умер. Хлеб теперь был у крестьян, и Рыков играл с ними в поддавки. Но игра внезапно испортилась – при хорошем урожае сдача хлеба зимой 1927-28 шла плохо, к февралю было заготовлено лишь 70% зерна по отношению к уровню прошлого года. Крестьяне выгадывали цену. Голод в городах и нехватка средств на индустриализацию их не интересовали. Сталин организовал нажим на крестьян, но в рамках действующего законодательства. Необходимое зерно почти удалось собрать. Опасаясь повторения, Сталин стал продвигать идею создания колхозов-гигантов и государственных машинотракторных станций.

В апреле на пленуме ЦК из секретариата был исключён Кубяк (ленинец). Его заменил Александр Смирнов (правый). По вопросу плана первой пятилетки было противостояние СТО и ВСНХ. Госплан подчинялся СТО (Рыков) и планировал постепенное развитие промышленности, по возможностям. ВСНХ (Куйбышев) был промышленным концерном, для которого промышленный рост означал рост влияния и благосостояния. Для всех – от председателя до рабочего. В ВСНХ были свои экономисты, доказывавшие возможность форсированной индустриализации. Рыков и Куйбышев были членами Политбюро. Эта советская «боярская дума» была самой настоящей олигархией. Здесь решались важнейшие вопросы. Здесь и возник конфликт. Куйбышева поддержали Сталин, Молотов, Ворошилов и Рудзутак. За Рыкова были «правые» – Бухарин и Томский, близкий к ним Калинин воздержался. Так произошло разделение большевиков на правых и левых. Крестьяне, принимая с одобрением политику правых, не спешили оказывать доверие властям. Ещё свежи были воспоминания о продотрядах, комбедах, красном бандитизме и жестоких подавлениях крестьянских восстаний. Поэтому, не смотря на взвешенную и осторожную политику, правые не имели опоры в массах. А левые, которые родом были из гражданской войны, могли опереться на всех недовольных нэпом. И это была огромная сила, собранная в городах.   («…Мы все в боях родились, нас крестила в походах шрапнель. Пеленала шинель, да шальная метель колыбельные песни нам пела»).

Гигантское дело индустриализации требовало не просто объединения усилий всей «Нашей марки», оно требовало также, чтобы никто не мешал этому строительству. Вся страна должна была его поддерживать. Поэтому всех, кто «своим поведением мешал» этому, необходимо было приструнить. После закрытия съезда, на Политбюро, Сталин предложил для «оживления» хлебозаготовительной кампании принять решение о более последовательном применении 107-й статьи УК (за спекуляцию хлебом). Политбюро это приняло единогласно, и «правые» тоже за это голосовали.  Для нажима на местные власти на места были посланы «комиссары» ЦК: Каганович, Микоян, Жданов, Андреев и Шверник. В январе 1928 Сталин сам отправился в поездку по Уралу и Сибири. 6 февраля на заседании Политбюро Бухарин обвинил его в перегибах. Но Сталина поддержали новые члены Политбюро: Куйбышев и Рудзутак.

Комментируя шахтинский процесс, Сталин в апреле 1928  заявил, что по мере успехов в деле строительства социализма сопротивление его врагов будет возрастать, и необходимо усиление бдительности даже в самых высоких сферах партийно-государственной власти. Ведь и там могли появиться те, кто «своим поведением мешает» движению общим курсом, то есть «кулаки», по определению Енукидзе.

Кризис хлебозаготовок был следствием крестьянской революции и земельного передела. Именно сокращение числа крупных хозяйств привело к сокращению производства товарного хлеба. «Мелкие и средние крестьяне, – сказал Сталин, – получили возможность улучшить своё материальное положение. Это – результат Октябрьской революции».  В беседе со студентами Сталин указывал (май 1928), что товарность в колхозах достигала 47%. Но колхозы и совхозы давали лишь 6% товарного хлеба, кулаки – 20, а остальные – 74%. Это не было открытием тогда. Это был факт, широко известный среди специалистов. Посевные площади и валовая продукция хлеба в СССР достигли довоенного уровня, но производство товарного хлеба было вдвое меньше. «Есть люди, которые усматривают выход из положения в возврате к кулацкому хозяйству,  – продолжал Сталин, – такие разговоры являются пустой либеральной болтовней». То есть, он назвал правых «либералами». И Троцкий их так называл (и Сталина с ними). Выход  Сталин видел в том, чтобы перейти от мелких  хозяйств к  крупным коллективным.

Замедления темпа развития индустрии он не допускал. «Каждый шаг в деле развития индустрии усиливал позиции рабочего класса в борьбе с мелкобуржуазной стихией, – говорил Сталин. – Мы должны забросать деревню товарами». Но сделать лёгкую промышленность, работающую, главным образом, на крестьянский рынок, базой индустрии нельзя: это означало бы превращение СССР в придаток мировой капиталистической системы хозяйства. Сталин верил, что успехи приведут к укреплению союза рабочих и крестьян, и противоречия между ними будут сглаживаться.

Правые считали «столбовой дорогой» социалистического развития в деревне не колхозы, а кооперацию. Но успехи 1929 года позволили Сталину утверждать: «Мы идём на всех парах по пути индустриализации – к социализму». Индустриализацию сельского хозяйства подталкивал грядущий пуск заводов по производству сельскохозяйственной техники. Если бы трактора не нашли применения, то возник бы кризис их перепроизводства, и остановился весь связанный с тракторостроением сектор промышленности, в том числе и металлургические гиганты. А именно необходимость сбыта металла подталкивала индустриализацию. Машиностроительные заводы создавались «для переработки металла, производимого в Кузбассе», как писали в планах развития Новосибирска. Но так было и по всему Союзу. Первой была идея переработки металла на сельхозтехнику. Ограничение спроса на неё исчезло вследствие государственных кредитов, которые фактически выдавались хозяйственным предприятиям общественного сектора экономики. Такой же приём (выдача государственных кредитов) был одной из основ кейнсианства, и широко применялся в «капиталистических» странах. Однако приоритет в этом принадлежит СССР.    Можно говорить о «кризисе недопроизводства», как характеристике социализма. Цены устанавливались не «чуть ниже рыночных» для ускорения торгового оборота, а предельно низкие, чуть выше себестоимости, для резкого возрастания спроса, для создания совершенно новой ситуации. Эта стимуляция спроса дала колоссальный экономический (и социальный) эффект. Не национализация создаёт социализм, а создаваемое низкими (на уровне себестоимости) ценами экономическое равенство. Низкие цены ― путь к отмене денег. И на этом пути, как раз, уместна фраза Бернштейна: «движение ― всё, конечная цель ― ничто».  Сверхиндустриализация создала эффект «недопроизводства» (дефицита), который сопутствовал «реальному социализму» в течение всей его жизни. Ценовая политика была опрокинута. Именно «антирыночные» цены создали «антикапитализм» = «социализм». Фокус тут вот в чём: снижая цены, повышаем спрос; повышенный спрос вызывает рост производства. Но отцом этой политики был Дзержинский ― противник сверхиндустриализации. Опустив цены «до полика», Дзержинский спровоцировал взрывной рост производства и, как следствие, бурный поток инвестиций в промышленное строительство. Этот поток смыл предшествовавший экономический ландшафт и сформировал новый. Форма «денег» при этом тоже была социалистическая ― «безнал».

 

К середине 1928 «военная тревога» 1927 года трансформировалась в новую стратегию социалистического строительства. Прежняя генеральная линия превратилась  в «правый уклон». «Правый» председатель СНК Рыков добивался снижения военных расходов. Сталин и Молотов занимали нейтральную позицию.

На XVI конференции ВКП(б) в апреле 1929 председатель Госплана Кржижановский признал, что в пятилетнем плане нужды обороны «несколько преуменьшены» и обещал при утверждении годичных планов пересматривать соответствующие цифры. Бывший военный министр в правительстве Керенского генерал Верховский  в 1926-28 выдвигал идею профессиональной механизированной армии. Тухачевский видел в этом угрозу массовости вооруженных сил. «Расстрелянная группа вредителей во главе с Михайловым именно и отстаивала такую программу малой армии для Советского Союза, рассчитывая подвести её тем самым под поражение», – заявлял он. Однако Ворошилов сомневался в заверениях начальника ГВПУ ВСНХ Толоконцева на заседании Политбюро 15 июля 1929 о готовности промышленности к производству 10 000 танков. Лишь под напором Сталина и Молотова он согласился на производство 3 500. Позиция Ворошилова соответствовала принципу оборонной достаточности. Он считал, что не нужно пытаться «стать в уровень с нашими вероятными врагами (а таковыми является весь капиталистический мир)», но признавал необходимым быть на одном уровне с ближайшими соседями (Румынией, Польшей, Литвой, Латвией, Эстонией и Финляндией).

В 1929 были восстановлены дипломатические отношения с Британией, а Нефтесиндикат подписал договор с владельцем «Роял Датч-Шелл» Детердингом, который в 1927 лоббировал разрыв отношений.

 

На июльском пленуме 1929 Сталин заявил, что нэп зашёл в тупик и крестьянству придётся потратиться на нужды индустриализации. По решению пленума Косиор и Каганович поменялись местами: Косиор возглавил Украину, а Каганович стал секретарём ЦК. В дальнейшем Бухарин, продолжая отстаивать нэп,  в сентябре напечатал в «Правде» статью в защиту рыночных методов. Но партию он убедить не смог ― ноябрьский пленум осудил «правый уклон». Следующая зима оказалась хуже предыдущей: не смотря на жёсткое давление на крестьян, хлеба было собрано меньше, чем в прошлом году. В городах пришлось вводить хлебные карточки. На пленуме в апреле 1929 «правый» Угланов был заменён в секретариате  «левым» Бауманом (ставленник Кагановича), который возглавил и Московский комитет партии. Вслед за этим состоялась партийная конференция, на которой был утверждён пятилетний план предложенный ВСНХ. Конференция поддержала большинство в Политбюро, «правые» были безоговорочно осуждены. Бухарин был отстранён от редактирования «Правды», а в июле удалён из исполкома Коминтерна. Томский снят с руководства ВЦСПС,  вместо него избран Шверник. Летом началась форсированная заготовительная кампания. На село было отправлено 25 000 «активистов», которые по окончании уборки начали проведение массовой коллективизации. Такими мерами удалось заготовить зерна на 60% больше, чем в прошлом году. Коллективизация в некоторых районах охватила до 18% хозяйств. Вдохновлённый успехом Сталин напечатал в «Правде» статью «Великий перелом».

В августе была создана Политкомиссия Политсекретариата Коминтерна – специальный орган  для руководства постоянной работой. Членами комиссии стали Куусинен и Мануильский⁵⁰, кандидатом – Пятницкий. В то же время ЦКК (Орджоникидзе) провела чистку партии, исключив 11% коммунистов (в основном «правых»). Состоявшийся в ноябре пленум вывел из состава Политбюро Бухарина. Темпы коллективизации и масштабы «раскулачивания» возросли так, что вызывали уже опасения. В марте 1930 Сталин напечатал статью «Головокружение от успехов», в которой подверг критике особо  ретивых работников. Вслед за этим начался массовый выход из колхозов. Видимо, с этого момента можно отсчитывать особую политическую линию Сталина, более взвешенную и осторожную в сравнении с его товарищами. В апреле слишком старательный «коллективизатор» Бауман был заменён Кагановичем на посту руководителя Московской организации.

Сильнейшей фигурой в Политбюро был Рыков – премьер и председатель СТО (почти царь). Но после разгрома правого уклона он превратился в «хромую утку».  «Великий перелом» 1929 года был в действительности (контр)революцией. Революция 1917 была крестьянской («буржуазной»). Она и привела к благоденствию крестьян (и нэпманов!) в период нэпа. Но им противостоял другой экономический уклад – государственно-монополистический капитализм. За ним скрывались рабочие государственных заводов, чиновники, армия, а также врачи, учителя и другие работники, фактическим работодателем которых было государство. Все эти люди были недовольны нэпом, а крестьяне и нэпманы не имели своей политической организации. Поэтому правый уклон был сломлен, не смотря на большой численный перевес крестьянства.

Противостоял правому уклону левый (Сталин говорил «левый загиб»). К левым в Политбюро 1930 года следует относить: Кагановича, Молотова (близкий к ленинцам) и Куйбышева. Остальные пять членов Политбюро составляли центр. Калинин, впрочем, тяготел к правым. Косиор и Ворошилов – скорее к левым. Сталин и Киров были людьми более широких взглядов. Понимая масштабы свершений и игру сил, они не связывали себя с кланами, а держались над схваткой в качестве третейских судей. Эта роль лучше удавалась Сталину. Киров своим дореволюционным сотрудничеством с кадетами навлёк на себя обвинения в «непартийности». Хотя официально ему ничего такого не предъявляли, но недовольные ленинцы между собой об этом говорили.

Тогда в мировоззрении  партийцев складывались три «фракции»: интернационалисты, патриоты и «правые». Интернационалистам была нужна мировая революция, и судьба России их интересовала только в этом плане. Патриоты видели свою цель в укреплении государства вообще, а государства рабочих особенно. При этом национализированная (государственная!) промышленность выступала в роли общей собственности, как бы акционерной. Лидеры патриотов, поэтому являлись защитниками интересов рабочих, как бы акционеров-миноритариев. Правые выступали в защиту предпринимателей – мелких, средних и крупных (от нэпманов до главков и синдикатов).  В то время директора уже руководили предприятиями единолично. Все их хозяйственные распоряжения были обязательными для исполнения. Каганович говорил: «Мастер является полновластным начальником цеха, директор является полновластным начальником завода».

 

В июле 1930 состоялся XVI съезд..

1 Социализм изначально был попыткой сопряжения рационализма с христианским милосердием. Поэтому «построить» его нельзя, но можно проповедовать, или вводить, как определённую политику. Так, собственно, ещё в 1917 и полагали. Однако «мировая революция заснула», и тогда стали говорить о «построении социализма», отложив его на будущее. Мир оказался вновь разделённым на империи, и Красная империя была вынуждена (угрозой поражения и гибели) вести империалистическую политику. Поскольку имперская мощь в то время определялась развитием машиностроения, в РКП сложилась группа («генеральная линия»), настаивавшая на форсировании индустриализации. Её лидер, Сталин, выдвинул лозунг о превращении СССР в страну производящую машины и оборудование.  Идея социализма оказалась, как нельзя, кстати, и была превращена в религиозную основу имперского единства. «Старые капиталистические страны» были объявлены охваченными «общим кризисом капитализма». А внутри красной империи началась идеологическая, политическая и экономическая консолидация. Именно это называют культурной революцией, борьбой за единство партии и коллективизацией сельского хозяйства. «Левые» загибы, имевшие место ходе коллективизации, Сталин назвал бессознательной попыткой возродить троцкистское отношение к среднему крестьянству, и осудил «хвостистов», которые этому потворствовали.  «Троцкистами» тогда уже именовали всех «левых».  Сталин утверждал, что их опора – городская мелкая буржуазия. Но единственным «презентантом» этого слоя в России была интеллигенция, частью которой является бюрократия. 

Правые же  думали ввести в деревне социализм путём снабженческо-сбытовой кооперации. Рыков пытался вместо пятилетнего плана провести двухлетний, развивающий «ситцевую» смычку города и деревни, а не производственную (машинно-тракторную). И Ворошилов поддерживал такую политику. Но трудности в закупках зерновых в 1928 подтолкнули коллективизацию. В зерновых районах была создана сеть крупных совхозов Зернотреста, вокруг которых объединялись колхозы.  Задача немедленной повсеместной коллективизации не ставилась, но перестарались «левые загибщики». «Левые» представляют мелкобуржуазный радикализм, – говорил Сталин, – правые – мелкобуржуазный либерализм.  Это были радикалы из числа интеллигентов (и даже бюрократов) и либералы из деревенских большаков. Поскольку «Наша марка» это как бы артель, а колхоз и в самом деле артель, то почти вся собственность в СССР  стала социалистической. Но не единой, и поэтому сохранился рынок и деньги. Таким образом, в обществе элементы «капитализма» оставались и могли при благоприятных условиях расти. А «термидор» (как следствие перерождения диктатуры пролетариата) и есть благоприятное условие для этого. Бюрократия же это главный «капиталист» – бенефициар термидора.

ЦКК считал финансовые и другие злоупотребления вопросом классовой борьбы.

2  Ленин полагал, что «единый Государственный банк с отделениями в каждой волости, при каждой фабрике это уже ⁹/₁₀ социалистического аппарата». Он вообще был оптимист. Но именно там и гнездились «классовые враги», к которым Сталин отнёс верхушки интеллигенции, кулачество и «бюрократические элементы» аппарата. Много «чуждых» было и среди административно-технического персонала совхозов, и землеустроителей, стремившихся «монеты побольше получать». (Брежнев в то время был землеустроителем). Пополняли ряды бюрократии «работницы-партийки», прикрывавшиеся заботой о положении женщин, и «буржуазная» молодёжь, искупавшая этот свой недостаток работой в комсомоле. Индустриализация вызвала подъём трудового энтузиазма. Росло ударничество и производительность труда, что позволяло администрации снижать тарифы. Противодействие этому  доходило порой до угроз физической расправы, что Каганович назвал «вылазками кулацких  элементов». (Ведь «кулак» это тот, кто «своим поведением мешает» нашей политике).  Рабочие, вникая в процесс производства, по-настоящему включились в его рационализацию. Защитные функции профсоюзной работы отходили на задний план. Старые рабочие и старые лидеры профсоюзов во главе с Томским этой политике противились, называя её «хозяйственным уклоном».

 Каганович отметил троекратный рост тиражей газет по всему СССР за последние два года, и увеличение числа рабселькоров почти в пять раз. В 18 раз вырос Союз безбожников, количество членов которого достигло 2,5 миллионов человек. Было пересмотрено отношение к школе. Стецкий обвинил Наркомпрос в представлении её средней ступени исключительно как коридора в вуз. Выдвигалась идея политехнической подготовки и специализации.

3  Калинин, открывая съезд, решающим политическим вопросом современности назвал социалистическую реконструкцию сельского хозяйства. В СССР крупное сельскохозяйственное производство создавалось не за счёт разорения мелких хозяев, как в США, а путём их объединения, утверждал Яковлев (Эпштейн). Но, учитывая «раскулачивание», этот тезис нельзя признать вполне убедительным. Каждая власть разоряла, кого хотела. Посевы крестьян, объединившихся в колхозы, выросли на 45%, а государственные вложения в их основном капитале составили 40%. Калинин требовал, чтобы в колхозах развивалось и индивидуальное хозяйство. «Колхозное строительство будет расти тогда, – говорил он, – когда колхозник будет жить лучше, чем крестьянин-неколхозник. Развитие промышленности в то время приобрело огромное ускорение, не позволявшее сохранять пропорциональность. Возникали множественные перекосы, но общий  темп строительства не падал. Население городов росло быстрее намёток пятилетки,  и отставание лёгкой индустрии создавало проблемы.  Но Сталин планировал  рост производства чугуна,  тракторов, автомобилей. Резолюция съезда задачей первостепенной важности называла развитие военной промышленности. Форсирование планов, возможно, началось с борьбы против рыковской  двухлетки, которая не содержала реконструкции тяжёлой промышленности. Сторонники пятилетки, одержав победу, рванули дальше.  Очевидно, ни правые, ни левые не верили, что эта победа окончательная. Потому победители и стремились сделать её необратимой. На авансцену вышла ЦКК-РКИ, превратившаяся в «бичующий плановый орган».  Её председатель Орджоникидзе на съезде заявил, что серьёзно проработанного пятилетнего плана не имеется. Внутренних ресурсов, – утверждали делегаты, – непочатый край.  Их находили в накоплениях, сокращении продолжительности работ, замене импорта собственным производством.

 Ставились вопросы приобретения патентов, технической пропаганды, освоения новых технологий. Качество продукции было невысоким. Куйбышев предлагал браковочные органы сделать независимыми от заводской администрации. Кржижановский основу борьбы за качество видел в стандартизации. Сталин требовал добиваться снижения цен. Установив наценки, едва покрывавшие издержки обращения, коммунисты вызвали ненависть «торговых работников». Именно в торговле, а не в деревне, следовало им искать своих врагов.  Монополистом в торговле стала кооперация, которая, по словам Сталина, была заражена «нэпманским духом».  Монополии стремились захватывать отрасли целиком. Эйхе говорил: «Нам иногда кажется, что у нас нет Союзугля, а есть Донуголь, который только переменил вывеску». (Донуголь это, по сути, дореволюционный «Продуголь»). Ряд делегатов откровенно лоббировали интересы отраслей.  Гораздо меньшее их внимание привлекал финансовый аппарат. Отдельные его звенья «срастались» с частником, были случаи проникновения «классово враждебных» и уголовных элементов. Проверки на Украине, например, выявили, что до колхозов доходили только 15-20% средств, ассигнованных на коллективизацию. Остальные «гуляли» по разным звеньям банковского кредита и системам кооперации. В Москве под видом комиссионных контор скрывались крупные торговцы-оптовики, которые  «дурачили» налоговиков из Мосфинотдела. В результате в каналах частного капитала осело 3 600 тысяч рублей. В Московской области существовали крупные хозяйства огородников, садовников и прочих, которых Мосфинотдел признавал за середняков.

4 Экономическая борьба отражалась и в партии. Хотя фракции были запрещены, они существовали фактически. Из «левых загибщиков» самым засвеченным был Карл Бауман, признавший свои «левые» заскоки в коллективизации. Не отставал от него Варейкис. Левизной отличались Голощёкин и Станислав Косиор. К «хвостистам», вероятно, следует отнести Кагановича, Эйхе и  Ярославского. Видимо, и Ягода был их человек.

 «Генеральную линию», кроме Сталина и Калинина, представляли, Киров, Жданов, Шверник. Вероятно, также Рудзутак. Наиболее ясно их позицию сформулировал Киров, видевший партию скалой, о которую должны разбиваться головы всех, кто встанет поперёк дороги (победоносно растущему социализму). Те же, кто не откалывался ни в какие фракции, и кого Сталин на XV съезде назвал «болотом», склонны были вести конструктивный диалог со всеми. Может быть, их позицию лучше всех выразил Андреев, сказав, что центр тяжести в настоящее время перемещается от политики на технику, на организацию. В эту «конструктивную» фракцию, вероятно, следует отнести Кабакова, Чубаря, Сырцова,  Догадова.

 Правые не верили в успех коллективизации и индустриализации и считали задачей профсоюзов защиту рабочих от «хозяйственников», а не  производственный подъём. Наша партия стала чем-то совсем другим, чем та подпольная партия, которая нас воспитала, – сказал Томский. Существовали ещё осколки «рабочей оппозиции» в Омске, заявлявшие о «банкротстве» рабочего класса. Представители их приезжали в Москву и беседовали со Шляпниковым и Медведевым.

 Орджоникидзе и Каганович  приобрели в партии авторитет. За этой парой должны были стоять новые политические силы: за Кагановичем – партийные функционеры, за Орджоникидзе – хозяйственники.  Распредотдел (Каганович) проводил обследование на местах, где создавались отделы кадров, велась переподготовка персонала, организовались курсы выдвиженцев. Были уволены десятки «колчаковцев, кулаков, генералов, бывших эсэров, бундовцев, меньшевиков».

Многие коммунисты были формально согласны с партийной линией и «ошибались втихомолку». Резолюция по отчёту ЦК назвала проблему руководящих кадров центральной проблемой социалистического строительства. Съезд поручил ЦКК-РКИ снимать с постов работников, не выполняющих директивы партии  и правительства; провести ликвидацию учреждений и форм управления, потерявших смысл «в условиях преобладания социалистических элементов в экономике страны». А ЦК было поручено на основе успехов социалистического строительства переработать программу партии.

В формально-юридических вопросах допускались большие вольности. Непонимание того, что законы – это формы, в которые партия облекает свою волю, породило крылатую фразу: «Закон – это дело наживное» (Варейкис). Суд и прокуратура превращались в придаток администрации, любая болтовня могла быть квалифицирована как агитация за свержение власти советов.

Парадно-показательная программа съезда не выросла, но упорядочилась. В почётный президиум наряду с Тольятти, Готвальдом и Тельманом был избран Куусинен, которого Троцкий ставил в ряд с Чан Кайши и Устряловым.

5 Сталин политику СССР обозначил так: «Ни одной пяди чужой земли не хотим. Но и своей земли ни одного вершка не отдадим никому». Была провозглашена политика мира и развитие отношений с капиталистическими странами на основе монополии внешней торговли. При этом съезд решительно потребовал укрепления обороноспособности СССР. Молотов указал, что пацифизм Лиги наций  сводится к тому, чтобы в агрессоры записать страну, против которой  захотят начать войну господствующие в Лиге державы.

США и Германия переживали промышленный кризис. Англия же переживала застой. Во Франции промышленность росла. Учитывая, что в Германии предкризисное развитие опиралось на американские кредиты, промышленный кризис 1929 трудно признать действительно мировым. Зато были определённые основания для признания сталинского тезиса об общем кризисе капитализма. Свидетельством этого были хроническая недогрузка предприятий и «армии» безработных. Технический переворот в сельском хозяйстве сводился к замене лошади трактором.  Фермеры беднели и разорялись, а  города в капиталистических странах гипертрофически разрастались. В СССР эта проблема стояла не менее остро. Но именно она и решалась в ходе индустриализации и коллективизации.

На съезде в состав ЦК не были избраны Сокольников (ленинец), Угланов (правый), Чичерин (ленинец). Чичерин одновременно был снят с поста наркома иностранных дел: прогерманское направление теряло силу. Впервые избраны были Жданов⁵¹ и Эйхе⁵².  Томский (правый) не был избран в Политбюро. В Политбюро были избраны дополнительно Каганович, Киров,  Косиор. В секретариат вместо «правого» Смирнова был избран «левый» Постышев. В секретариате Сталин готовил вопросы для обсуждения на Политбюро. Молотов ведал вопросами пропаганды и культуры. Каганович курировал партийные организации и распределение «кадров» (номенклатура ЦК). Бауман был секретарём «по хлопку», то есть представителем ивановских ткачей. Постышев курировал агитмассовую работу и заведовал хозяйством аппарата ЦК.

Выборы партийных органов проходили с соблюдением демократических процедур. Но руководители партийных организаций имели возможность изгонять своих противников в ходе чисток партии. Или наоборот, противники могли изгнать руководителей. Тогда власть в организации менялась. Такая борьба в тот период шла повсеместно и вела к формированию кланов. Победившие на местах кланы выдвигали своих представителей на съезды, где выбирались центральные органы партии. Аппарат ЦК, в свою очередь насаждал своих сторонников в руководство местных организаций. Этим занимался организационно-распределительный отдел ЦК, который курировал Каганович. В результате этой внутрипартийной борьбы на съезде избирали Центральный Комитет, а ЦК, в свою очередь избирал Политбюро. Таким образом, члены Политбюро представляли крупнейшие группировки, а само Политбюро являлось по своей сути олигархией. Поскольку фракционная деятельность была под запретом, формулировать политический курс, отличный от действующего, было затруднительно, но возможно. Как мы видели, Сталин определил курс руководства как «правый уклон», и при этом победил. В дальнейшем уже не было и уклонов – всякий явный сговор был не возможен. Однако союзники находили способы проводить свою линию,  не сговариваясь явно. Люди Страны Советов учились понимать невысказанное и читать между строк.

 

Усилия Тухачевского по повороту военной политики в сторону форсированной реконструкции РККА сказались летом 1930. В начале сентября Политбюро постановило ускорить темпы производства самолётов, доведя его до 5 тысяч в 1932/33. Но против Тухачевского работало ОГПУ, председатель которого Менжинский считал, что промедление с его арестом «представляет известный риск». Однако заверения Гамарника и Якира в его лояльности позволили Сталину «это дело зачеркнуть».  Ворошилов, однако, пытался продолжать расследование, но «руководители Политбюро» сочли нужным его приструнить, – пишет Олег Кен.

В декабре Рыков был освобождён от обязанностей и выведен из Политбюро. Левые возобладали: Молотов был освобождён от должности секретаря ЦК и назначен премьером и председателем СТО. При этом на важнейшую должность в СТО – председателя Госплана – был назначен Куйбышев. Председателем ВСНХ вместо него стал Орджоникидзе, который стал и членом Политбюро. Председателем Центральной Контрольной Комиссии стал Андреев.

Одна из основных задач коллективизации сельского хозяйства состояла в том, чтобы ликвидировать частную собственность и, следовательно, возможность восстановления капитализма в СССР. И вот тут подстерегала главная «закавыка». Частное хозяйство de jure было ликвидировано, но «собственнические» настроения вместе с ним не исчезли. Исчезло «чувство хозяина» у крестьян, ставших рабочими, а  частное хозяйство de facto ушло в подполье (полуподполье). И власть вынуждена была с этим смириться.  Кроме того, чиновничество тоже «пролетарским» сознанием прониклось мало. В этом направлении вообще не было сделано ничего, кроме «чистки». Тут даже теоретических подходов не разрабатывали.

Надо принять во внимание, что отождествление буржуазии и капиталистов это большое упрощение для XIX века, которое в  XX веке привело к большой путанице. «Буржуа» буквально означает горожанин. Но в марксизме существует понятие «сельский буржуа», то есть крестьянин. Имеется в виду свободный хозяин, владелец некоторой собственности. Он противопоставлен «пролетарию» − человеку, не имеющему никакой собственности.  В действительности имеет большое значение величина собственности. Потому, что, например, владелец сапожной мастерской имеет гораздо больше общих интересов со своим работником-пролетарием, чем с каким-нибудь капиталистом-миллионером. Маркс это понимал. А советские пропагандисты потом «забыли». Так вот, горожане и крестьяне («мелкая буржуазия») это, собственно, народ и есть. О нём и пеклись русские народники и их последователи в ХХ веке. А крупный капитал в Советском Союзе был! Но весь он был государственный. После национализации  промышленности он и сформировался. И действовал он строго по Марксу – в своих капиталистических интересах. Поскольку собственность была «общенародной», народ выступал в роли акционеров-миноритариев. А главноуправляющие государственных корпораций проводили политику в интересах своего капитала.  После возникновения общенародной собственности пролетарии в СССР исчезли – они сразу превратились в собственников, а государство в суперкорпорацию. СССР это была наша марка.

После «великого перелома» 1929 года крестьяне – русский люд – побросав свои хозяйства, побежали в города. Здесь они превращались в советский народ.

Коллективизация была победой «наркомпрода», но она решила только проблему зернового снабжения. Продукция животноводства при этом снизилась. Министерства совхозов и заготовок не полностью обеспечивали снабжение городов овощами, молочными и мясными продуктами. Этим занялись частные производители и возглавляемое Микояном Министерство пищевой промышленности, развившее большие производственные мощности под Москвой. В районах крупных городов развивались подсобные хозяйства заводов.   Этот сектор государством контролировался не столь строго, и обращавшиеся в нём средства циркулировали более свободно. Вот куда перетекли «кулаки» из земельных крестьянских обществ.

РКП была крестьянской партией – она состояла большей частью из бывших крестьян, и власть её опиралась на поддержку крестьян, которым РКП дала землю. Потеряв поддержку крестьян в ходе «великого перелома», большевики фактически потеряли и власть. Но юридически они власть сохранили. Однако основой власти теперь стал государственно-монополистический капитал. Поэтому Политбюро должно было выражать интересы государственных монополий – ВСНХ, НКПС, ОГПУ (ГУЛаг) и других. Во главе этого конгломерата «единой фабрики – СССР», как и во всех финансово-промышленных группах, находился банк. Банки обычно управляют концернами, принимая решения о том, кому и для какой цели выдавать кредиты. В СССР эту роль играл Госплан. Именно Госплан распоряжался всеми ресурсами. Госплан и был настоящим «банком». Те учреждения в СССР, которые назывались банками, ничем не распоряжались. Они просто выдавали и принимали деньги, то есть фактически были простыми  кассами.

Сталин отбросил споры о капитализме и социализме, и поставил совершенно конкретную цель – построить тяжёлую индустрию, современную машиностроительную отрасль, чтобы с её помощью перевооружить все остальные отрасли народного хозяйства новой, мощной, современной техникой. Индустриализация это не социализм. Социализм это антикапитализм при сохранении товарного производства. То есть это «антирынок», где действуют «антицены». Поэтому нет перепроизводства, а есть дефицит. И это тоже было создано Сталиным. Это было главное. И он, видимо, это понимал. Но и многие его сподвижники-революционеры (хотя и не все) тоже это понимали. Однако революционеры были плохими созидателями, и Сталин был вынужден опираться на «строителей». Пока СССР был на стройке, революционеры перевелись, а те, кто их сменил, не хотели коммунизма для всех «пролетариев». Это вечная проблема: начинали дело вместе, а когда достигли результата, то из-за него и подрались.

Во время первой пятилетки положение в стране было накалено до предела. Вследствие изъятия продовольствия, в деревнях был голод, который во многих местах (Украина, Казахстан) превращался в мор. Принятый темп оказался чрезмерно напряжённым. План строительства и промышленного производства был сорван. Самый крупный прорыв произошел в чёрной металлургии, выполнившей 65% плана. Уже в 1929 году в незавершенном строительстве было сосредоточено 31% от капиталовложений, и эта доля росла, достигнув на короткое время в 1932 году уровня 76%. Большое количество начатых строек требовали огромных вложений, но отдачи от них пока не было. Всё это требовало сплочённости руководства, и в Политбюро все это понимали. Поэтому политической борьбы как бы не было, но напряжённость нарастала. Куйбышев не сумел обеспечить своевременное выполнение проектных работ и развитие промышленности стройматериалов. Третьим его провалом был срыв заказов на оборудование. О просчётах руководства ВСНХ на XVI съезде докладывал нарком РКИ («государственный контролёр») Орджоникидзе.  Он утверждал, что строительство не может выполнить высокие планы, потому что нормы работ давно устарели. Поэтому каменные и бетонные работы ведутся черепашьими темпами, считал он. Это была экономическая политика. Сталин поддерживал борьбу с «предельщиками» но «без фанатизма». А Кржижановский был против форсирования норм. Он в августе 1930 утверждал, что план повышения задания по выплавке металла нереален. Раскол ленинцев указывает, что своей экономической политики у них не было. Часть их пошла за лозунгом «Даёшь!», другая (инженеры) ― на право. Орджоникидзе же учился и на Капри у Богданова ― «вперёдовец». Он имел гораздо более жёсткий характер (чем Куйбышев) и чрезвычайную требовательность к подчинённым. В августе 1930 Орджоникидзе был назначен председателем ВСНХ. А Куйбышев в ноябре занял должность председателя Госплана вместо Кржижановского. Тогда же  постановлением Политбюро и Президиума ЦКК была осуждена «платформа» Сырцова и Ломинадзе, которые призывали к уменьшению темпов и «сужению фронта» строительства. Сырцов и его единомышленники рассчитывали на поддержку Ворошилова. Распространились даже слухи об антисталинском заговоре. Ворошилов («революционный демократ», по определению Троцкого) занимал более умеренную позицию, ближе к «правым». И при этом, как пишет Олег Кен, солидаризировался с комкором Куйбышевым (братом члена Политбюро и секретарём РЗ СТО). Ворошилов, в частности,  не допустил распространения резолюции XVI съезда о выполнении пятилетки в четыре года на армейское строительство. Но побеждали «левые радикалы», требовавшие беспредельного форсирования индустриализации. Их лидером был Орджоникидзе, и Сталин склонялся к поддержке этой политики. Валериан Куйбышев был выдавлен из ВСНХ, а его брат – из Комиссии обороны.  В военном ведомстве сторонниками «прогрессивного решения наших военных задач, вытекающих из успехов индустриализации и социалистического строительства» были  Тухачевский и Уборевич, которому благоволил Сталин. Кроме этих, была ещё группировка Егорова-Дыбенко тоже стремившаяся захватить посты в центральном аппарате военного министерства.

Сразу после отстранения Рыкова произошло изменение структуры власти. Было упразднено Распорядительное заседание (РЗ) СТО. Вместо него образована Комиссия обороны при Совнаркоме и Политбюро, в которую вошли Сталин, Молотов, Куйбышев, Ворошилов и Орджоникидзе. Вслед за этим была образована Валютная комиссия (такого же подчинения) во главе с Рудзутаком. Очевидно, что власть Молотова сразу была меньше, чем власть Рыкова. Обострение отношений между Орджоникидзе, Молотовым и Куйбышевым началось с создания Молотовым Комиссии использования при Совнаркоме, – пишет Верхотуров. Эта комиссия вторгалась в сферу деятельности Наркомата РКИ, где Орджоникидзе сохранял влияние. Его усиление вызывало недовольство, и родилось предложение  разделить ВСНХ на три наркомата: тяжёлой промышленности (НКТП), лёгкой промышленности и лесной промышленности. Это, к тому же, упрощало управление растущим хозяйством. В декабре 1931 этот вопрос обсуждало  Политбюро. Орджоникидзе выступил против, обвинил Молотова в организации его устранения от управления хозяйством и заявил об отставке. Политбюро решило: предложение Сталина поддержать, а заявление Орджоникидзе перенести на отдельное заседание.

Итак, ВСНХ был разделён.  В феврале 1932 Рудзутак был избран председателем ЦКК и выведен, поэтому, из Политбюро. Вместо него членом Политбюро и главой НКПС стал Андреев. Здесь видно ослабление «тестильсиндиката», вследствие усиления тяжёлой промышленности (НКТП). «Ткачи» хорошо жили, получали высокую зарплату. Рудзутак от работы отлынивал, поэтому с его приходом ЦКК потеряла влияние. Но олигархия Политбюро  и не хотела независимого контроля. Андреев же (в начале 20х поддерживавший Троцкого) был по своей биографии  работником Путиловского завода. Этот коллектив в годы революции не был чисто большевицким. Там было много анархистов и других деятелей. Поэтому «большевиком» в узком смысле (партийцем) Андреева считать нельзя.

В октябре Бауман был отправлен в Туркестан, и секретарей стало трое. При этом роль Кагановича постоянно возрастала. Он замещал Сталина в его отсутствие, замещал председателей различных комиссий Политбюро, руководил сельхоз отделом. С 1930 года он также возглавлял и Московский комитет партии («генерал-губернатор Москвы»). В январе 1933 Постышев был направлен на Украину, и Каганович стал в ЦК не просто вторым человеком, но как бы даже «начальником» всего аппарата ЦК, начальником всей «номенклатуры». В январе 1934 было принято решение о приёме работников в ЦК только после утверждения их кандидатур товарищем Кагановичем.

Направление Постышева на Украину было связано с голодомором. Однако вместо признания своих ошибок, РКП попыталась объяснить провал «вредной» политикой ЦК КП(б)У. Постышев заявил: «На  Украине  особенно  сильно  ненавидят  наших  ведущих  партийных  деятелей  и самого товарища Сталина. Харьков  стал  центром притяжения для всякого рода националистических и прочих контрреволюционных организаций.  …Они оплели своей сетью всю Украину, используя  нашу  партийную  систему  в  своих  собственных  целях». Так он интерпретировал заявление двадцати секретарей районных комитетов партии о невыполнимости плана уборки урожая. Но на уступки крестьянам пришлось идти – ещё в мае 1932 правительство снизило план государственных заготовок и разрешило в случае его выполнения свободную торговлю хлебом и мясом. Политбюро пришло к выводу, что «задача партии состоит в том, чтобы у каждого колхозника была своя корова, мелкий скот, птица». Было отменено решение о «плане выселения кулаков в 1932».

 

В 1931-32 производились закупки металла за границей. Сталин на XVI съезде говорил: «Нам нужно к концу пятилетки не 10 млн. тонн чугуна, как требует этого пятилетний план, а 15-17 млн. тонн. Эта задача должна быть выполнена, во что бы то ни стало, если мы хотим по-настоящему развернуть дело индустриализации нашей страны». Политбюро установило план выплавки чугуна в 1932 году в 17 млн. тонн. Но пуск машиностроительных заводов пришлось отложить.

В начале января 1933 года состоялся объединённый Пленум ЦК и ЦКК. Сталин торжествовал: «История показала, что пятилетка является не частным делом Советского Союза, а делом всего международного пролетариата».  До 1932 года в мире было четыре крупных промышленных района: Донбасс, Рур, Пенсильвания и Бирмингем. В конце первой пятилетки к ним добавились еще два: Днепровский и Урало-Кузнецкий. Целью, которую преследовал Сталин, была  независимость. Сталин стал на путь доминирования России в международной политике. И это был чисто прагматический шаг, которого требовала обстановка. Он вытекал из революционной практики: революция должна была себя защитить. Так учил Ленин. При этом Сталин отождествлял крупную национализированную промышленность и социализм. В принципе, это не одно и то же. Но одновременно с этим проведённая  национализация банков, установление твёрдых цен на уровне стоимости, устранившие кризисы перепроизводства, привели к возникновению в России иной экономической ситуации. В этой новой ситуации не то чтобы не действовали законы политэкономии, но возник другой режим их действия. Монополизация изменила всё. Многое упростилось. Но главное, Центр приобрёл определяющее значение. И от решений, принимаемых в Центре, зависело всё функционирование системы. А мощь её была несопоставима ни с какой другой экономической силой в мире. Сталин стал «хозяином» (Dominus, господарь, государь) этой системы, величайшим падишахом, от воли которого зависели все порядки. Проблема была только в том, что законность его власти висела в воздухе и оспаривалась его сподвижниками. И, в конце концов, он был не вечен.

 

Прирост промышленной продукции, достигнутый в годы первой пятилетки, серьёзно увеличил национальный доход Советского Союза и размеры государственного бюджета. Национальный доход к 1932 году вырос по сравнению с 1928 годом на 85%, а госбюджет ― в 5,4 раза. Что же это за превышение госбюджетом национального дохода? 14,4 млрд. рублей! Не слабо! Среднегодовая зарплата рабочего, говорил Сталин, увеличилась на 67% по сравнению с 1928 годом. Фонд социального страхования составил 292% к 1928 году. А рубль подешевел за пятилетку в 3,2 раза. Но если удешевление рубля в этих подсчётах не учтено, то получается, что реальная зарплата выросла лишь на 21%, а ФСС составил 91% (к 1928). Но это уже не рост, а падение. Рост, видимо, всё же был потом, во второй пятилетке. В первой ещё не из чего было расти.

Несмотря  на то,  что  по  отношению  к  численности населения  размеры  капитала  в  России  очень  невелики, – пишет Глюкштейн, –  она  все  же  испытывала недостаток  в  рабочей  силе. Как это понимать? Только одним способом: дополнительную рабочую силу оплачивает кредит. Этот кредит выдавало государство. Но из каких средств? То есть, я как бы предполагаю, что бумажные деньги должны быть обеспечены «золотым запасом». Это по Ротшильду. Но можно просто напечатать столько, сколько нужно для осуществления обмена. Даже не так. «Червонцы» пусть, как заявлено, обеспечены золотым запасом. Они (наличка) используются на рынке. А «безнал» ― для обслуживания планового хозяйства. По мере осуществления пятилетних планов безналичные рубли наполнялись стоимостью основного капитала. Но их всё равно нельзя было обналичивать, так как был дефицит  ширпотреба. В условиях классического капитализма нужно было бы продавать акции для образования капитала, потребного на строительство. По окончании строительства предприятие бы принадлежало акционерам согласно распределению акций. При «диктатуре пролетариата» «предприятие» принадлежало «пролетариату» в целом. Выделить свою долю никто не мог, таков был закон. Поэтому акции, определяющие «долю» были не нужны.

 

XVII партконференция (январь 1932) знаменовала апогей волевого руководства. Её резолюции предписывали в течение нескольких лет «достигнуть американского уровня». Конференция прошла без внутренней борьбы. Сталин на ней не выступал – «наблюдалась своеобразная деперсонификация власти».  «Значительной частью партийцев» к лету 1932 овладевала, по утверждению Зиновьева, «опасная неопределённая идея отступления». «Среди старых партийцев завелось много «ворчунов», – отмечала Коллонтай.

Главными задачами второй пятилетки стали: развитие транспорта и отстававших тогда чёрной и цветной металлургии. Хозяйственники во главе с Орджоникидзе стремились к увеличению капиталовложений и снижению темпов роста. «Финансисты» (Госплан, Наркомфин) и Совнарком – к увеличению темпов роста и капиталовложений. А Сталин искал оптимального решения. В декабре 1932 Госплан (Куйбышев) внёс в Политбюро второй пятилетний план. Политбюро рекомендовало снизить и темпы роста, и объёмы вложений, но добиться большего эффекта, чем в первую пятилетку. Орджоникидзе требовал «программу изготовления 10 000 танков полностью и безоговорочно закончить к 1 января 1933». Позиция Тухачевского одержала победу. Значение РВС падало. В военной сфере устанавливалось непосредственное подчинение наркома генеральному секретарю ЦК. Но в июле 1932 Сталин, ранее поддерживавший максимальное развитие вооружений, внял настояниям Куйбышева и Молотова о сокращении инвестиционной программы. Он возражал лишь против сокращения заданий по легкой промышленности, чёрной металлургии и НКПС. Планировалось развитие транспорта, сложных производств и освоение новой техники, а также подготовка кадров. Главным во второй пятилетке было повышение эффективности производства. Это был возврат к умеренности, к политике Кржижановского, Дзержинского и Рыкова.

Но Куйбышев и Молотов  твёрдо стояли за высокие темпы роста, повышение вложений. Орджоникидзе был недоволен интенсификацией работ и стремился к сокращению темпов роста. Эти споры продолжались до конца июля 1933, когда было принято решение, выжимавшее максимум из хозяйства. Это было практически неизбежно при Сталине.

С этим связано и выявление «вредительства». Например, донецкая угольная промышленность работала с привычной неторопливостью, соблюдая технические нормы. Но когда потребовалось резко увеличить добычу, стали нужны крупные шахты, современная механизация, электрификация.  «Нынешние технические нормы превратились в тормоз для нашей промышленности, необходимо их заменить новыми, более высокими техническими нормами, – говорил Сталин. – Новые люди, новые времена – новые технические нормы». Но главной причиной появления стахановского движения он назвал коренное улучшение материального благополучия рабочих: «Жить стало лучше, жить стало веселее. А когда весело живётся, работа спорится».

Коминтерн становился в это время более централизованной организацией. Руководство им концентрировалось в Политкомиссии, в которую входило 5 человек, постоянно проживавших в Москве. Членами Политкомиссии были Куусинен, Пятницкий и Мануильский. Куусинен и Мануильский были также редакторами журналов: Куусинен теоретического, а Мануильский более общего. Пятницкий возглавлял бюджетную комиссию.

Сближение Германии с США привело к ослаблению позиции Франции и резкому ухудшению советско-германских отношений. В 1932-33 СССР  налаживал сотрудничество с Францией и её союзниками в Восточной Европе и всё больше отдалялся от Германии. После разгрома ГКП роль Коминтерна понизилась, и хотя Мануильский говорил о назревании революции в Германии, Австрии, Чехословакии, на Балканах, в Польше, Прибалтике, коммунисты были там довольно слабы. Сила империализма, – говорил Лозовский, – в том, что он через социал-демократию опирается на часть рабочего класса. Различные тоталитарные формы примиряли и  монополистический капитал, и крупное  землевладение.  С программой Рузвельта соглашались и  Социнтерн, и Муссолини. И даже японская социал-демократия заявляла, что в Манчжурии строится социализм.

Крупнейшей компартией после ВКП(б) была в то время китайская. Она была правящей в советском государстве площадью 700 тысяч км², расположенном в провинции Цзянси и других районах.  Китайская компартия провела там аграрную реформу, конфисковав в пользу народа землю и инвентарь помещиков, ликвидировала ростовщичество.

В феврале 1934 года состоялся XVII съезд  ВКП(б). Его назвали «съездом победителей». Это была победа контрреволюции. Мировая революция была фактически отвергнута. Но флаг остался красным, и революционная риторика была сохранена. Поэтому хотя и победили, но борьба не была ещё закончена. Внешняя политика сильно изменилась. Были заключены пакты с Польшей, Францией, Италией и Малой Антантой. Укрепилась дружба между СССР и Турцией, были восстановлены отношения с США, Китаем. Англия же была против  сближения СССР с Францией и Америкой, поддерживала  Японию и Германию.

В СССР объём промышленной продукции в 1933 составлял 202% к уровню 1929 года, в США – 65%, в Англии – 86%, в Германии – 67%, во Франции – 77%. В 1933 СССР впервые после ряда лет, имел активное сальдо торгового баланса в размере 150 млн. рублей. Его промышленный экспорт достиг 70% от общего, в том числе продукция обрабатывающей промышленности  – 19%.

После смерти Ленина, Сталин сумел вновь консолидировать распадавшуюся на фракции РКП. Он стал знаменем сторонников единства.  Рудзутак даже  называл партию действующей армией. Наиболее здоровыми были признаны партийные организации РККА и ОГПУ. «Поддержание в народе дисциплины и нерассуждающей бодрости подталкивало к подтягиванию строительства РККА к условиям военного времени, – пишет Кен. – Усиление государственной централизации отражало общий взгляд на политику как на организованное насилие. Принудительные мобилизации рассматривались как средство быстрого решения широкого круга проблем, среди которых милитаризация хозяйства была отнюдь не единственной». Такая политика была неизбежной при строительстве социализма по Сен-Симону. Организационный вопрос приобрёл важнейшее политическое значение. Но руководство зачастую осуществлялось не по существу, а «вообще». Поэтому кое-где возникала «смычка» со спекулянтами, хищения. «Имеется настоятельная необходимость в организации, – говорил Сталин, –  которая занялась бы проверкой исполнения решений ЦК». Для этого вместо ЦКК была создана выбираемая съездом Комиссия Партийного Контроля. И в государственном управлении вместо Рабоче-крестьянской инспекции была создана Комиссия Советского Контроля при СНК СССР. Её состав намечался съездом партии и утверждался СНК и ЦИК СССР.  Нам нужна теперь не инспекция, – говорил Сталин, – а контроль над исполнением решений центра. Аппарат ЦК, в докладе ревизионной комиссии был признан образцом. При чистке ячейки ЦК не оказалось ни одного товарища, который не оправдал бы высокого звания члена коммунистической партии, – говорил председатель ЦРК Владимирский. А самый смысл чистки состоял теперь не в выявлении «разложившихся» коммунистов, а в определении их соответствия «высокому званию члена коммунистической партии».

Чтобы укрепить дисциплину, Сталин призвал снимать с руководящих постов «зазнавшихся вельмож», невзирая на их прошлые заслуги. Происходила полная организационная перестройка. Угаров считал это свидетельством создания нового бесклассового социалистического общества. Он формулировал задачи: повышение деловой квалификации,  повышение «идейной вооружённости» каждого коммуниста, укрепление дисциплины, усиление контроля, освоение техники и укрепление массовой политической работы. Важен был кадровый вопрос. Начальники не занимаются подбором, изучением и расстановкой людей, – говорил Андреев. – А люди решают всё. Управление экономикой гигантской державы из одного центра настоятельно требовало подтянуть все связи, выбрать слабину. При функционалке, вызывающей обезличку,  – говорил Каганович, – нельзя поставить чёткого оперативного руководства, нельзя добиться строгой личной ответственности. Необходимо строжайшее проведение единоначалия во всех звеньях управления промышленностью. В партии были упразднены бюро цеховых ячеек, и возросла значимость партийных собраний, роль рядовых коммунистов в общественно-хозяйственной жизни.

Ударным отрядом организационной перестройки в сельском хозяйстве стали политотделы МТС, первая группа начальников которых пришла из армии.  Перестройка коснулась и аппарата ЦК, в котором были уничтожены функциональные отделы и учреждены Сельскохозяйственный, Промышленный, Транспортный, Планово-финансово-торговый, Политико-административный, отделы руководящих парторганов, культуры и пропаганды ленинизма, а также ИМЭЛ и 2 сектора: Управления делами и Особый. В обкомах и крайкомах были созданы отделы сельскохозяйственный, промышленно-транспортный, советско-торговый, культуры и пропаганды ленинизма, руководящих парторганов (городских и районных) и особый сектор. В райкомах и горкомах взамен отделов  появились разъездные инструкторы – члены горкома (райкома).

 Съезд был проведён в более деловом ключе, сокращены и упорядочены различные приветствия и прочее. С другой стороны, и обсуждение докладов уже нельзя было ни в какой мере назвать прениями. Вместо них звучали одобрения, дополнения и лоббистские запросы мест. Соответственно все докладчики, кроме Молотова, отказались от заключительного слова, терявшего в этих условиях всякий смысл. Постановления  съезд принял только по второй пятилетке и по организационным вопросам. А новый состав руководящих органов партии  был заранее подобран и предложен съезду  совещанием всех делегаций.

По докладу мандатной комиссии (Ежов) в составе делегатов с правом решающего голоса рабочих было  9,3%. Делегатов, работавших в партийных органах – 40%, в советско-административных органах – 10,2%,  военных – 7,3%.   

В сельском хозяйстве левые загибы были подвергнуты критике.  Сталин заявил, что созданные зерновые совхозы слишком громоздки и слишком специализированы: не имеют севооборота и парового клина, не имеют в своём составе животноводческих элементов. Это охладило тракторный энтузиазм первой пятилетки. Ворошилов даже призвал покончить с вредительскими «теориями» о замене лошади машиной, а бездумный расход горючего назвал дикостью. Нарушение севооборота привело к понижению урожайности и вызвало в 1931-32 «голодомор». А земельные управления, механически распределяя государственные задания между колхозами, ослабляли тем практическое руководство и порождали недовольство. Ответом на него стали слова о «честном труде» в колхозах, и малом количестве заработанных трудодней. Поначалу мало зарабатывали женщины. Но это было так традиционно – в полеводстве женского труда расходовалось меньше. В колхозах заставили работать и их, оторвав от домашнего хозяйства. Иначе доходы оказывались недостаточными: «товарное» зерно государство выгребало. Вот в этом суть коллективизации и причина голодомора.

Поголовье скота в СССР падало с каждым годом и к 1933 составляло около половины от уровня 1929. Наркомзем Яковлев (Эпштейн) уповал теперь на разведение овец. Но не отказывался от своей прежней надежды на свиноводство, а также призывал в 1934-35 годах покончить с «бескоровностью» колхозников. В планах же на вторую пятилетку в животноводстве ставилась лишь задача достичь 75% от  уровня 1928 года. Учитывая провалы сельскохозяйственной политики, Сталин призвал каждую область иметь свои овощи, картошку, масло, молоко и в той или иной степени – свой хлеб и своё мясо.  Он утверждал, что старого деления областей на промышленные и аграрные уже нет. Это в значительной степени так и было  – индустриализация принесла большие изменения. Пренебрежительное отношение к торговле Сталин назвал выражением взглядов захудалых дворян. Работники прилавка, если они только работают честно, – сказал он, – являются проводниками нашего, революционного, большевистского дела. Монопольное положение кооперации на рынке было ликвидировано. Система контрактации, не дававшая, по словам  Микояна,  достаточного стимула колхозам производить больше продукции, была заменена законом об обязательных поставках сельхозпродуктов государству.  «Устойчивость советской валюты обеспечивается, прежде всего, громадным количеством товарных масс в руках государства, пускаемых в товарооборот по устойчивым ценам», – пояснял  Сталин. Такое обеспечение, имевшее место только в СССР, является более реальным, чем золотой запас.

Главными задачами второй пятилетки Куйбышев назвал усиление железнодорожного транспорта и металлургии. План пятилетки предусматривал десятикратный рост автомобилестроения и производства минеральных удобрений, что было важно и для обороны. Росла техническая вооруженность Красной армии «благодаря руководству товарища Сталина», который «вёл это дело прямо и крепко». На одного красноармейца уже в 1933 приходилось 7,74 механических лошадиных сил –  значительно выше, чем во французской и американской армиях, выше даже, чем в английской, наиболее механизированной. Реввоенсовет СССР объявил: «Красная Армия стала первой армией в мире. Теперь не только численность и успехи в боевой подготовке, но и мощная оснащенность современной боевой техникой сделали Красную Армию первой и единственной армией в мире». Расширение автостроения предложил Сталин. Будённый говорил, что автомобиль рентабелен только для дальних расстояний, предлагал также строить локомобили и аэросани. А Калинин рекомендовал председателям райисполкомов сделать прикидки на случай мобилизации.

Второй по важности задачей пятилетки Молотов  назвал повышение уровня потребления трудящихся в 2½ раза. «Термидор» отбрасывал революционные идеи. Сменивший Луначарского Бубнов искоренял левацкую теорию «отмирания школы». Общественные дела в ней вытесняла  учёба: планам пятилетки отвечала политехническая школа. Сталин говорил: «Пусть писатель учится у жизни. Если он в высокохудожественной форме отразит правду жизни, он непременно придёт к марксизму». Юдин рекомендовал писателям серьёзно глубоко и обстоятельно изучать классическую литературу прошлого и учиться у классиков высокому художественному мастерству. «Теоретические» споры  внутри РКП отражали ориентацию на Европу (левые), или на Россию (правые).  В деталях это выглядело сложнее, но в принципе левые были западными сверх-либералами, а правые – местными демократами.

В теории производственные отношения должны соответствовать производительным силам. А собственность на средства производства это часть производственных отношений. Но в индустриальную эпоху производительные силы везде одни и те же: индустриальное хозяйство. Изменения в отношениях происходят в эпоху империализма, когда вырастают монополии, олигархия и т.д. Поэтому или империализм со всеми его гадостями надо признавать социализмом (а собственность монополий – социалистической), или отказаться вообще от представления о социализме, как об отдельной формации. Тогда социализм – это лишь определённая политика, которая или проводится, или не проводится, в зависимости от того, кто у власти.  Социалистическая политика Сталина состояла в подведении единого хозяйственного принципа под все отрасли хозяйства. Её успех «готовил базу» для ликвидации классов. Мы уже развернули борьбу за построение бесклассового социалистического общества, – объявил Молотов. Но ответить на вопрос, какие причины порождают эксплуатацию, он не сумел.  Вместо ответа он призвал бороться за укрепление социалистической собственности, «священной и неприкосновенной». А Стецкий назвал 1937-й годом, когда задача построения социалистического общества будет осуществлена. Политика партии, в самом деле, соответствовала интересам рабочих и крестьян. Но последние «левацкие головотяпы» идеализировали бедноту, «как извечную опору большевизма». Нам казалось, – каялся Ломинадзе, – что мы имеем право быть особым оттенком в пределах генеральной линии. Эти «болтуны» требовали наладить прямой продуктообмен. Однако Сталин говорил, что деньги останутся ещё долго, вплоть до завершения социалистической стадии развития. Громя «левых уродов» он коснулся и коммун, где личные интересы глушила уравниловка. Сталин же называл социализмом организацию зажиточной и культурной жизни для всех членов общества.  Фундаментом социалистического общества Сталин видел индустриализацию. Далее следовало принципиально изменить функции и назначение инструментов буржуазии: торговли и денежной системы. В этом сталинская линия просматривается совершенно чётко, как именно социалистическая политика в рамках буржуазного строя.  Сталин утверждал, что деньги являются инструментом буржуазной экономики, который Советская власть приспособила к интересам социализма. Они нужны, чтобы подготовить условия для прямого продуктообмена, который может вырасти лишь из идеально налаженной советской торговли, чего у нас нет, и не скоро будет, – сказал он. Будущая коммуна возникнет на базе более развитой  техники и обилия продуктов, когда на полях и в фермах будет обилие зерна, скота, птицы, овощей и всяких других продуктов, когда при артелях заведутся механизированные прачечные, современные кухни-столовые, хлебозаводы и т.д. Тогда колхозник увидит, – говорил Сталин, –  что ему выгоднее получать мясо и молоко с фермы, чем заводить свою корову и мелкий скот, а колхозница увидит, что ей выгоднее обедать в столовой, брать хлеб с хлебозавода и получать стираное белье из общественной прачечной, чем самой заниматься этим делом. Уничтожение классов он понимал как  освобождение всех от эксплуатации, отмену частной собственности на средства производства, обязанность всех трудиться  по способностям. Далее Сталин пояснял, что в социалистическом обществе будет равное право всех трудящихся получать за это по труду, а в коммунистическом обществе – по потребностям. Таким образом, в обществе сохранялись основания для трёх группировок: левых рационалистов, правых демократов-народников и центра. Позицию левых в целом определяла фанатичная вера в человеческий разум. Отсюда ориентация на Запад и утеря ориентации между богатством и бедностью. Правые были за народ, и поэтому в их числе оказались «националисты» во всех республиках. Центр возглавлял Сталин, мудро использующий те возможности, которые имелись. Использование возможностей это оппортунизм! Поэтому центр постоянно маневрировал. Итак: рационалисты, оппортунисты и националисты – вот те силы, которые остались в партии после разгрома всех оппозиций. Сильнее были левые. К ним, вероятно, следует относить  Эйхе, Постышева, Колотилова, Баумана, Ломинадзе, Криницкого, Кагановичей, Хрущёва, Косиора, Преображенского, Рудзутака, Ярославского, Молотова, Пятакова, Лихачёва, Бубнова, Варейкиса. К правым – Рыкова, Томского, Рютина, Бухарина, Сырцова, Смирнова (Фому), Слепкова, Скрыпника, Голодеда. Центр был в то время ближе к правым. Кроме Сталина сюда следует отнести Кирова,  Орджоникидзе, Тевосяна, Хруничева, Косарева, Антипова, Шверника, Ройзенмана, Кабакова, члена коллегии Наркомзема Гегечкори,  Наркомснаба Микояна, Зеленского, Калинина, Ворошилова, Угарова, Андреева.

На съезде в ЦК не были избраны Бухарин, Рыков, Томский, Голощёкин и Кубяк. Не был избран и председатель ОГПУ Менжинский, который тяжело болел и уже не работал (он умер через 4 месяца). Впервые были избраны в состав ЦК Берия⁵³, Ефим Евдокимов⁵⁴, Ежов⁵⁵, Литвинов⁵⁶, Хрущёв⁵⁷, Ягода⁵⁸. Политбюро сохранилось в прежнем составе. Должность генерального секретаря была упразднена. Было избрано 4 секретаря: Сталин, Каганович, Киров и Жданов.

Перед вынесением вопроса о составе секретариата на пленум ЦК его обсуждали на Политбюро. Сталин предложил избрать секретарём ЦК Кирова и освободить его от работы в Питере. Так начинало проявляться противостояние между разными группировками «победителей». Одна из них более ценила собственное единство и видела в нём залог дальнейших успехов. Назовём их «партийцы». Политически они выражали интересы своих ведомств, иначе говоря, крупных собственников. В этом и состояло перерождение бывших революционеров.  Другая группировка более учитывала действительные проблемы огромной страны и с их решением связывала надежды на успех. Назовём их «народники». Это были те самые патриоты, защитники интересов рабочих («миноритарных акционеров»). Их опорой была поддержка рабочих масс. «Партийцы» большей частью были большевики, а «народники» имели разную революционную судьбу. Сталин, видимо, хотел ослабить влияние Кагановича (партийцев) в секретариате. А, может быть, и вовсе удалить его. Однако Киров отказался переезжать в Москву. Тогда было принято компромиссное решение о периодической работе Кирова в секретариате. Для постоянной работы было решено избрать секретарём Жданова, но это была уже импровизация.

 

Не смотря на то, что они уже находились у власти в течение полутора десятков лет,  «партийцы» продолжали действовать, словно они так и не вышли из подполья. Везде искали «своих» и «чужих», «своих» везде тянули за собой. Если кто-то из «своих» допускал слабости или вольности, его выгораживали, не давали в обиду. Поэтому  случалось порой, что «свои» плохо выполняли обязанности, предавались соблазнам. «Народники» тоже не были святыми, но они не строили себе роскошных дач, не предавались разврату, не возили за собой «своих» людей и больше работали. А среди «партийцев» вследствие их подбора было меньше людей, способных к управленческой работе. Зато у «партийцев» была своя идеология, скорее даже религия – «пролеткульт», созданный богостроителем Богдановым. Другой богостроитель – Горький – был знаменем выросшей из пролеткульта  Российской ассоциации пролетарских писателей, председателем которой был Авербах – шурин  Ягоды.  Горький, по словам Хрущёва, мечтал, чтобы в человеческом обществе можно было одним взрывом снять «всё прошлое, тёмное, варварское».

«Народники» не поддерживали идею особой пролетарской культуры. Они продвигали социалистический реализм – искусство народное по форме и социалистическое по содержанию. С большевиками сближалась ещё одна  группа писателей, за которыми закрепилось название «попутчиков». В общем, это было в русле идеологии «смены вех». Фактическим лидером «партийцев» был Орджоникидзе. Он повсюду тащил и насаждал своих людей, защищал их от нападок. Сталин боролся с этим, понимая опасность мафиозного перерождения.

«Народники» стремились к созданию как бы ордена, где перемещение отдельных «кавалеров» зависело от необходимости. Любой мог быть заменён, если надо, другим работником – «незаменимых людей нет». «Партийцы» формировали некие кланы. Сталин назвал эту систему «конгломерат ведомственных шаек». Это внешне было малозаметно, более того – тщательно маскировалось. Но те, кто был наверху партийной пирамиды, всё это ясно сознавали. Понимая неизбежность столкновения, «партийцы» нанесли превентивный удар. Не по «товарищам», а по той силе, которая могла быть использована против них – по офицерам. Репрессии против офицеров (царских, белых, красных) начались с приходом к руководству ОГПУ Менжинского, но особого размаха достигли в 1930-31 годах. По времени они совпали с коллективизацией, это, скорее всего, не случайно. Инициаторами называют братьев Леплевских (Израиля и Григория) – занимавших высокие посты в прокуратуре и НКВД, а также Гамарника и Ягоду. Леплевские – давние знакомцы Кагановича, с Григорием он сотрудничал ещё в 1917 году. Удар был направлен против лучших – военных теоретиков, преподавателей командирских курсов, успешных полководцев.

Вслед за тем  изменилась внешнеполитическая обстановка – отношения с Германией стали ухудшаться и СССР начал сближение с Антантой. Уже 1 февраля 1934 министр иностранных дел Литвинов (его жена оставалась подданной английского короля) нанёс визит во Францию. К концу года Политбюро приняло решение о возможности вступления СССР в Лигу наций. Это означало отказ от курса на мировую революцию и сворачивание деятельности Коминтерна. Ленинцы с  этим согласиться  не могли.  В июле 1934 Зиновьев, работавший редактором теоретического журнала «Большевик» опубликовал в нём статью, в которой настаивал на усилении деятельности Коминтерна, утверждая, что Франция находится на грани революции. Но ленинцы (Зиновьев был их лидером), всегда ориентировались на Германию, и после победы там нацистов совсем потеряли авторитет. Возобладала другая линия – в сентябре СССР вступил в Лигу наций (которая в 1919 году была создана Антантой).  А 4 декабря Литвинов подписал соглашение о намерении создать Восточный пакт (СССР, Франция, Чехословакия и, возможно, Польша). Власть в Политбюро принадлежала сторонникам нового курса. Во всяком случае, их противники там не были сильны. Но вне Политбюро сопротивления не могло не быть. Центром его мог быть Коминтерн, располагавший силами, способными устраивать заговоры.  Поэтому, если заговор существовал, доказать его наличие было практически очень трудно. Представитель  Коминтерна Мануильский (в 1917 межрайонец), признав, что «Германия стала главным поджигателем войны в Европе», утверждал, что угроза исходит со стороны Англии. Что именно она «возглавляет мировую реакцию» и «берёт на себя ведущую роль в подготовке войны против СССР».  Литвинов же искал сближения с Францией, её восточноевропейскими союзниками и Британией на основе «коллективной безопасности». Но Сталин приветствовал освобождение Германии из цепей Версаля и с трудом согласился на осуждение создания вермахта и люфтваффе. Однако Кагановичу и Молотову, поддерживавшим  Англо-Германский блок, он не советовал солидаризироваться с политикой санкций против Италии. «Чем сильнее будет драка между ними, тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем и другим, чтобы они могли драться, – поучал Сталин. – Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной».

Но борьба в СССР перешла за пределы законности. 1 декабря был убит Киров. Расследование его убийства до сих пор не рассекречено. Официально вина была возложена на ленинцев, Зиновьев и Каменев арестованы. Хрущёв на ХХ съезде говорил, что уже вечером 1 декабря 1934 Енукидзе (секретарь ЦИК) подписал указание, которое послужило основой для злоупотреблений против социалистической законности. А Шелепин на XXII съезде утверждал, что организованные тогда внесудебные органы были созданы по предложению Кагановича, который лично разработал специальное положение. Вообще, это было время, когда закон был отодвинут в сторону: «закон – дело наживное». А Съезд Советов с 1931 по 1935 вовсе не созывался. На XVII съезде партии в речи Сталина прозвучал призыв к изменению конституции, мотивированный изменениями в составе общества (образованием «советского народа»). Эта инициатива вполне вписывается в политику патриотов-народников – опора на широкие массы и оттеснение бывших «революционных вождей», захвативших власть на местах и контроль над экономикой.  «Партийцы» восприняли эти изменения настороженно. Тем не менее, открытого сопротивления не оказали. Ещё в мае 1934 секретарь ЦИК СССР Енукидзе, следуя решению Политбюро,  внёс предложение о включении в порядок дня очередного съезда Советов пункт о конституционных вопросах. 10 января 1935 Енукидзе предоставил Политбюро проект изменения Конституции, но, вероятно, его предложения были сочтены недостаточно радикальными. Уже 14го подготовкой предложений занимался Молотов, который и доложил их на VII съезде советов в начале февраля.

25 января умер Куйбышев. Эта смерть в свете бурных событий того времени выглядит подозрительно. Но она не вызвала ни какой реакции. Куйбышева просто похоронили. В тот же день Сталин разослал членам Политбюро письмо с предложениями по изменению Конституции. 30го вопрос рассмотрен Политбюро, предложения Сталина приняты. Предполагались прямые, равные, тайные выборы из альтернативных кандидатов. Отменялись ограничения в правах для «бывших» и «кулаков». Через день состоялся Пленум ЦК, утвердивший эти предложения. На пленуме в Политбюро были введены  Микоян и Чубарь, секретарём ЦК избран Ежов.

Затем возникло дело о заговоре в Кремле.  В связи с этим 14 февраля из Кремля выведена военная часть, а охрана поручена НКВД. Ягода ввёл в Кремль свои войска. Есть сообщения, что Ягода и Енукидзе состояли в заговоре по свержению Политбюро. Енукидзе 3 марта был снят с поста секретаря ЦИК, а в  июне исключён из ЦК и из партии.

28 февраля Каганович был назначен министром путей сообщения и освобождён от руководства Комиссией партийного контроля и Московским комитетом. Фактически это было удаление от власти. Чем это было вызвано не известно, но 10 марта решением Политбюро было подтверждено, что НКПС – главная обязанность Кагановича. В тот же день  Ежов был назначен начальником отдела руководящих партийных органов – «отдела кадров» партии.   В мае началась проверка документов партийного учёта, которую проводил Ежов. Проверка превратилась в чистку партии, число исключённых составляло более ста тысяч. Сталин высказывал на пленуме мнение, что проверка ведётся очень жёстко, предлагал действовать мягче.

В мае были подписаны договоры  с Францией и Чехословакией. Польша и Англия войти в Восточный пакт отказались, пытаясь сохранять отношения с Германией. В августе генеральным секретарём Коминтерна избран Димитров, выступавший за большую самостоятельность компартий. Пятницкий (ленинец) из Коминтерна был удалён и принят на работу в ЦК начальником административно-политического отдела (ведал кадрами армии, прокуратуры, органов правопорядка, дипломатами).

Вслед за этим началась политика восстановления прав «лишенцев». В декабре 1935 были отменены ограничения для детей «нетрудового» населения при поступлении в вузы. В апреле 1936 прошла реабилитация  осуждённых в конце 1920х годов инженеров и крестьян, казаков. В мае воссозданы казачьи дивизии. Эту деятельность в значительной степени подталкивал новый прокурор СССР Вышинский⁵⁹ («народник»). В июне 1936 проект конституции был одобрен Президиумом ЦИК и опубликован.

В то время возникло взаимопонимание между Кагановичем, Орджоникидзе и Ягодой (последние двое в прошлом отзовисты-«вперёдовцы»), по крайней мере, по вопросу защиты своих подчинённых от репрессий. Все трое являлись руководителями крупнейших «концернов» – НКПС, НКТП и НКВД. В августе на  «первом московском процессе» были приговорены к расстрелу Зиновьев, Каменев и Иван Смирнов (ленинцы и троцкисты). Тогда же были арестованы Сокольников и Радек (ленинцы).

В сентябре Ежов был назначен министром внутренних дел. Назначение проведено Кагановичем в отсутствие других членов Политбюро. Основанием явилась телеграмма Сталина и Жданова, но сама телеграмма до настоящего времени исследователям не выдана. Похоже, что главной причиной этого назначения была необходимость срочного удаления Ягоды. После  назначения Ежова НКВД перестал  преследовать троцкистов и переключился на правых.

 

В декабре Конституция была принята съездом Советов. Пережив в 1930 году «головокружение от успехов», Сталин осознал, что партийные функционеры и государственные чиновники в большинстве своём политически малограмотны, и не стремятся повышать свой уровень. Большинство из них просто следует за своими вожаками, и склонно к борьбе с «чужими» кланами. Многие просто ищут личного благополучия. Эти наблюдения и понимание привело к попытке оздоровления правящего слоя путём изменения конституции. Мало того, на февральско-мартовском пленуме 1937 года Сталин предложил всем функционерам подобрать себе 2-3 заместителей, а самим отправиться на политучёбу. Такой поворот вызвал панику в рядах номенклатуры: нависала реальная угроза для многих лишиться не только карьерной перспективы, но и вообще «выпасть из обоймы».

В январе 1937 приговорены к расстрелу Сокольников и Радек. В феврале при не вполне ясных обстоятельствах накануне пленума ЦК скончался Орджоникидзе.  На пленуме  главными вопросами были: предстоящие выборы по новому избирательному закону,  увеличение норм выработки в промышленности и на транспорте и вопрос о Бухарине и Рыкове. Доклад по вопросу о выборах делал Жданов, который говорил о трудностях предстоящей кампании. Но пленум отнёсся к его доводам глухо. Сущность экономического спора состояла в том, что ведомства требовали больше вложений, но не торопились увеличивать выработку продукции. Оправдывалось это инженерными расчётами и техническими нормами. Госплан же добивался большей отдачи от вложенных капиталов и экономии средств. Победила линия Госплана, а не «ведомственные шайки». Отпор Госплану на пленуме как раз мог бы дать Орджоникидзе. По третьему вопросу пленум принял решение исключить Бухарина и Рыкова из партии. Они были арестованы 27 февраля.

Енукидзе был арестован 11 февраля, Ягода – 4 апреля. 27 апреля был ликвидирован Совет Труда и Обороны и создан Комитет обороны при Совнаркоме под председательством Молотова. Так Совнарком  (правительство) стал высшей государственной инстанцией. А на предприятии окончательно установилось единоначалие. Жданов  на пленуме говорил:  «Треугольник представляет нечто  вроде  какого-то  коллегиального  органа  управления,  в  то  время  как  наше хозяйственное руководство совсем иным образом построено».

Ряд историков считают, что на 1е мая была назначена попытка военного переворота. Для противодействия мятежникам войска НКВД, которыми командовал Фриновский (давний товарищ Ефима Евдокимова), взяли под охрану центр Москвы. Были отменены все пропуска в Кремль.   В мае по обвинению в сотрудничестве с Германией был арестован ряд военачальников – Тухачевский, Уборевич и другие. После их ареста застрелился Гамарник. Рудзутак был арестован в один день с Тухачевским, и ему тоже предъявлялось обвинение в шпионаже в пользу Германии. Тухачевский и другие генералы в июне были приговорены к расстрелу. В конце июня состоялся пленум ЦК. Понимая, что решительная схватка неизбежна, Пятницкий накануне пленума собрал своих сторонников «на чашку чая». Ежов тоже подготовился и пришёл на пленум с материалами следствия. Он потребовал предоставления НКВД чрезвычайных полномочий. Пятницкий категорически возражал. В результате упорной борьбы в первые дни пленума Ежов и его сторонники добились согласия ЦК на исключение 11 членов. Исключённые были арестованы. Пятницкий 25 июня был удалён с пленума.